Во время этого длительного периода Нагаш значительно продвинулся в создании собственной разновидности чародейства, которое стало гибридом обрядовых заклинаний Погребального культа и колдовства, изученного им у друкаев. Эта новая разновидность, которая получила название некромантия, была и остаётся волшебством вечной жизни и управления смертью, путём к бессмертию, неподвластным капризам демонов и богов. За годы своего отшельничества Нагаш усовершенствовал те заклинания, которыми, хоть и в более упрощённой форме, пользуются все последующие некроманты. И потому Нагаш был, есть и навсегда останется Великим некромантом.

    Ночами, при свете полной луны Хаоса, Нагаш спускался к могильникам примитивных племён, населявших окрестности Искалеченной вершины, чтобы попрактиковаться в новоявленном искусстве. Все убегали, завидев его, а тех немногих воинов и шаманов, которые осмелились ему противостоять, он убивал своим словом. Одну за другой он вскрывал могилы этих людей и оживлял находящиеся внутри трупы способом, явившимся упрощением того, который применялся для оживления кхемрийских каменных ушабти: но поначалу без особого успеха. Человеческие останки оказались значительно слабее зачарованного камня ушабти, и было сложно подобрать идеальный баланс Дхар, чтобы оживить их и внушить простейшую задачу. Первые делали лишь несколько спотыкающихся шагов, прежде чем рухнуть замертво под губительным воздействием принуждающей силы. По мере совершенствования Нагашем контроля увеличивалась продолжительность оживления этих трупов и скелетов, пока не настал момент, когда Нагаш смог оживлять их на неограниченное время всего лишь усилием мысли.

    Пыль искривляющего камня мало чем могла повредить этим уже мёртвым, но оживлённым трупам, и потому Нагаш поставил их на раскопку пещер под Искалеченной вершиной и возведение каменной башни, которая стала основой того, что позднее стало Нагашиззаром, иногда именуемым Проклятой ямой, возможно, величайшей из когда–либо построенных крепостей.

    Имея потребность в большем количестве слуг для претворения своих замыслов, Нагаш отправил сотни мертвецов на захват и порабощение примитивных племён, которые обитали на берегах Кислого моря и погрязли в его скверне. Этих вопящих и брыкающихся смертных с болезненного вида лицами волокли на алтарь Нагаша, чтобы вырвать сердца, прежде чем их лишённые душ оболочки восстанут для вечного служения новому бессмертному повелителю.

    Не способные сопротивляться его магии, племена стали поклоняться Великому некроманту, как богу, посылая в башню Нагаша в качестве подношения своих наиболее здоровых дев и юношей. Подобное поклонение, возможно, подействовало на честолюбие Нагаша, ибо он решил пощадить многие племена, насадить им цивилизацию, наиболее соответствующую его потребностям, и создать единую нацию, существование которой полностью сводилось к подчинению любой его прихоти.

    За два столетия Нагаш стал абсолютным повелителем могущественного, раскинувшегося вдоль побережья Кислого моря царства, в котором хорошо вооружённые нагашиты (те смертные мужчины и женщины, что поклонялись Нагашу, как живому воплощению бога) несли службу наряду с оживлёнными останками своих мёртвых соплеменников и предков. Шахты под башней Нагаша представляли собой разветвлённую сеть, протянувшуюся в недра горы. Защитные сооружения вокруг башни разрастались подобно раковой опухоли в теле умирающего, пока не протянулись почти на лигу в каждом направлении. Так был образован город–крепость Нагашиззар, неприступный оплот, лаборатория алхимии, библиотека чародейских искусств и место поклонения тяге к земному бессмертию и обессиливанию всех богов и демонов, ибо те стремятся контролировать и поглощать души смертных.

    Нагашиззар стал столицей возможно самой слепо подчиняющейся человеческой нации, какую только видел мир. В сердце этой цивилизации, словно паук в центре паутины, Нагаш занимался исследованиями и проводил эксперименты, по–своему воспринимая всё то, что передавали органы чувств тысяч его оживлённых слуг, позволяя быть почти полностью осведомлённым о происходящем в его владениях. Даже в своём неприступном оплоте, до которого не было дела большей части мира, Нагаш без врагов не остался.

    У Искалеченной вершины, привлекаемые искривляющим камнем, словно мотыльки на свет, появились крысоподобные зверолюди, которых нынешние имперские учёные именуют скавенами. Вся цивилизация крысолюдей основывается на искривляющем камне, и их предводители — совет из тринадцати чародеев, полководцев и жрецов — требовали от своих слуг завладевать им везде, где бы тот не находили. Они ворвались в шахты под Искалеченной вершиной и попытались захватить крепость тем же способом, как незадолго до того захватили множество могучих караков–крепостей гномьего народа. Однако Нагашиззар оказался куда более твёрдым орешком.

    И на поверхности царства Нагаша, и под ней, скавены выступили на войну, осадив Нагашиззар с помощью своих ужасных и необычных военных механизмов. Им противостояли армии Великого некроманта и его практически идеальное искусство некромантии. Скавенов встретили не знающие усталости легионы оживлённых трупов и скелетов, а также фанатичные люди, страх которых перед тёмным воплощением их бога был сильнее страха смерти.

    На протяжении десятилетий в тёмных недрах под цитаделью происходили ожесточённые стычки. Хотя численностью скавены во много раз превосходили противника, им не удавалось разбить Нагаша, а потому война завершилась кровавой ничьей. У Нагаша были иные планы, а скавены стали помехой в том, что он считал своими первоочередными задачами, и потому с Советом Тринадцати было заключено соглашение. В обмен на содействие в захвате тысяч рабов, Нагаш стал снабжать Совет добываемым из Искалеченной вершины искривляющим камнем. Крысолюди хотели совсем не этого, однако сие было лучше продолжения безрезультатной войны с неявным исходом, и они согласились.

    Добыча искривляющего камня велась интенсивно и беспрерывно, и его пыль настолько пропитала землю и воздух вокруг Нагашиззара, что почти всё живое начало заболевать и загибаться. Из почвы пыль попадала в корневую систему поражённых растений, а затем в тела питающихся ими животных. Со временем она скапливалась в телах людей, употреблявших заражённые продукты питания и значительно сильнее испорченную воду горных ручьёв и глубоких колодцев.

    Хотя в своих записях Нагаш отмечает, что его не особо беспокоили тяготы его вассалов, он описывает, каким образом целый народ нагашитов начал заболевать и исчезать. Мутации стали ещё более обычным делом, равно как и материализация в насыщенном магией воздухе разнообразных духов и демонов. И хотя сам Нагаш обладал иммунитетом к нападениям демонов и ужасам, навеваемым бестелесными духами, он замечал, что его смертные служители таковым обделены. Необходимо было что–то делать, чтобы зависимая от него цивилизация полностью не исчезла или хуже того, не поддалась искушениям демонов–богов.

    А потому Нагаш задумал план по искоренению в его смертных рабах слабости, накладываемой идентичностью и самосознанием. Начав с наиболее сильно затронутых болезнью городов, Нагаш повелел своим вассалам в качестве способа ритуального поклонения своему повелителю поедать живьём старых и немощных из числа соплеменников, равно как и тела недавно скончавшихся, пока те не успевали остыть. И хотя сочетание необработанного искривляющего камня с ещё живой кровью вело к увеличению деградации тела и разума у тех, кто принимал участие в этих тёмных пиршествах, эти каннибалы более не погибали от воздействия губительной пыли искривляющего камня, даже если вымирало всё живое в округе. Вскоре происходила утрата ими личности, и толерантность к ужасным и неестественным деяниям тысячекратно усиливалась.

    По прошествии лет вся территория вокруг Нагашиззара лишь немногим отличалась от мерцающей, населённой призраками пустыни, единственными живыми обитателями которой были кочевые кланы дегенератов и каннибалов, едва похожих на людей. Великого некроманта сие не беспокоило. Живые или мёртвые, дегенераты или нет, но так или иначе местные смертные служили лишь ему.

Отриньте ваши глупые мысли о «загробной жизни». Для вашей души нет спасения за пределами этого бренного мира. После смерти ваша душа будет либо поглощена демоном или богом, либо будет пребывать в бессознательном забвении в царстве Хаоса. Царство Морра — это вымысел. Души, которые не утянет в эфир, дабы быть поглощёнными обитающими там силами, остаются в этом мире, существуя в том же самом месте и времени, как и мир смертных, но в полностью нематериальном виде.

    Таким образом, то, что люди именуют «призраками», в действительности представляет собой души и частицы душ умерших смертных. Несомненно, что вследствие воздействия проклятий, заклинаний, близости мощных магических предметов, притяжения искривляющего камня или невероятно сильной воли (как в случае Нагаша) их пока не утягивает из мира смертных, и они продолжают существовать в форме прозрачных нематериальных «призраков».

    Разумеется, присутствие этих практически неосязаемых и жалких сущностей в мире смертных возможно лишь благодаря существованию ветров магии: похожий способ применим и к демонам Хаоса, хотя, чтобы душа смертного оставалась в этом мире, затрачивается меньше энергии, чем для материализации демона.

    Когда усиливаются ветры магии, проносящиеся по миру, наиболее цельные духи, оказавшиеся в плену мира смертных, иногда материализуются в виде привидений, призраков, полтергейстов и прочих злобных существ из народных сказаний. Пред взором тех, кто способен видеть царство духов, существующий как невидимая часть мира смертных, предстаёт пространство, которое населяют духи усопших смертных и эфирные отголоски прочих умерших созданий, вроде животных и иногда даже растений, хотя такое случается редко. Опять же, сие лишь иной способ восприятия и взаимодействия с миром смертных, ибо это царство от него неотделимо. Боги и демоны могут взаимодействовать с обоими аспектами материального мира смертных, однако воздействовать на нематериальный аспект им значительно проще, потому как его существование зависит от пронизывающей мир магии.

    Таким образом, царство духов, о котором иногда упоминают некроманты и всевозможные прорицатели, в действительности представляет собой мир смертных, но наблюдаемый посредством «спиритического зрения». Лишь те, кто обладают спиритическим зрением от рождения, могут наблюдать перемещения магии по миру, и лишь обладатели спиритического зрения способны взаимодействовать с духовным аспектом реальности. Однако же, этот мир внутри мира столь безнадёжно кошмарен, что способен свести с ума кое–кого из обладающих подобным даром людей, чей рассудок слаб.

    Для большинства смертных, тем не менее, мир духов полностью незаметен, а обратное справедливо, по большей части, и для обитателей мира духов. Преобладающее отсутствие взаимного восприятия между материальным и нематериальным в мире смертных одинаково затрагивает как живых, так и мёртвых. Равно как подавляющее большинство живущих смертных никогда не замечает, не чувствует и не воспринимает каким бы то ни было способом большинство находящихся вокруг них духов, фрагментов душ и эфирных отголосков, так и духи, фрагменты душ и эфирные отголоски не видят, не чувствуют и не воспринимают окружающий их мир смертных.

    Однако и по ту, и по эту сторону раздела встречаются исключения. Некоторые из живущих смертных способны иными способами воспринимать окружающий мир духов — в особенности некроманты, почитатели Шайиш, вампиры, жрецы–личи, — а некоторые из наиболее могущественных и целостных духов способны ощущать окружающий их материальный мир. Подобно самому Нагашу мы, вампиры, с одинаковой лёгкостью можем воспринимать как духовный, так и материальный аспекты мира смертных. Из всех вампиров, как я полагаю, лишь безумные потомки В’Сорана стали всё менее и менее отчётливо воспринимать материальный аспект мира, пока он не сделался для них почти подобным размытой тени. Но при этом духовный аспект мира смертных становился для них всё более отчётливым. Вполне возможно, что некоторые из старейших и наиболее безумных представителей династии В’Сорана смогли дойти до состояния, при котором вместо материальных вещей видят лишь ветры магии, духов, ауры и тому подобное.

    Это может означать, что они по–прежнему способны видеть всё, что доступно смертным, но крайне специфическим образом. Вероятнее всего, некрарх вместо физической оболочки любого живого существа видит его духовное «я», а вместо физической, материальной составляющей таких вещей, как крепости, наблюдает эфирные отголоски. Иногда говорят, что некрарх перемещается в мире духов, взаимодействуя с материальными предметами мира смертных, но воспринимает подобное взаимодействие весьма специфически.

    Я склоняюсь к тому, что записи в книге Нагаша о его смерти во время скитаний по пустыне и блуждании в мире духов свидетельствуют о том, что его душа действительно могла покинуть тело незаметно для него самого и блуждать по мёртвому пространству духовной составляющей мира смертных, пока не отыскала дорогу назад и снова не заняла тело — не живое, но и не по–настоящему мёртвое.

У древних нехекхарцев было более сложное и замысловатое представление о сущности души, чем у современных учёных и священнослужителей Империи. В то время как жрецы Сигмара говорят о анима и анимус, сущности и энергии души, нехекхарцы не верили в столь простое двуединство. Многословные рукописи „Магисторум Хаотики“ описывают душу в виде триады: Кейос — духовная энергия или магия в чистом виде; Фейос — бессознательная и не наделённая восприятием внутренняя сущность; Дейос — некий вид духовного сознания, нематериального, но, тем не менее, являющегося посредником между внутренними областями мышления и внешними областями физического мира.

    Жрецы–личи, в свою очередь, писали, что каждое разумное, обладающее самосознанием существо состоит из семи различных, хотя и связанных элементов:

    Кха — физическая или смертная оболочка. Тело. Туша.

    Ка — эго, разумная и абстрактная мысль.

    Ба — подсознание и эмоции.

    Аб — совесть или понимание, что есть «правильно» и «неправильно». Считалось, что Аб — это также возможность и свобода выбора между правильным и неправильным.

    Секхем — сама жизненная сила, движитель, огонь души или энергия эфира.

    Рен — истинное имя индивидуума, уникальное для каждого существа. Рен можно описать, как «представление» или «понятие» о конкретной личности. Символ «я» и индивидуальности. В некотором смысле, Рен личности формируется не только самой личностью, но и впечатлением, производимым ей на вселенную. Это сложная концепция, но достаточно отметить: нехекхарцы верили, что уничтожение Рен живого существа ведёт к уничтожению памяти о существе по его смерти и тем самым аннулирует всё, что личность совершила в своей жизни.

    Кхаибит — тень. Нехекхарцы верили, что тень является естественным результатом физического существования и признаком бренности. Потому всё, что имеет тень, может быть уничтожено или, по меньшей мере, оно подвержено влиянию времени.

    Таким образом, по определению жрецов–личей Нехекхары, душа называется Акху и является бессмертной бестелесной личностью, которая представляет собой сочетание Ка, Аб, Ба, Рен и Секхем, навечно объединённых в загробной жизни. Со времён Сеттры жречество, которое образовало Погребальный культ, знало, что Акху совсем необязательно остаётся целой и невредимой после смерти, ибо существует множество богов и демонов, которые стремятся поглотить её части или даже всю целиком.

    Поэтому жрецы–личи направили все свои усилия на поиски способа привязать Акху к Кха — смертной оболочке, — чтобы после смерти она не распалась и не была поглощена. Они понимали, проблема в том, что смертная оболочка всех некогда живых существ со временем разлагается, и хотя посредством сохраняющих заклинаний и обработки тела алхимическими составами его распад замедляется, ничто в действительности не может остановить влияние времени. Это не соответствовало обещаниям, которые жрецы–личи столетиями давали царям Нехекхары о том, что те после смерти воскреснут в нетленных телах с неповреждёнными душами и рассудком.

    От приневоленных демонов или джиннов жрецы–личи узнали, что сущности из потусторонних миров, подобно самим демонам, часто обретают телесную форму при материализации в мире смертных. Тела эти полностью пригодны для вселения Акху, несмотря на тот факт, что ни один из демонов не был рождён в мире смертных и потому не имел подлинной смертной оболочки или Кха.

    Для различия с Кха, жрецы–личи стали именовать это материальное тело демона Саху. Они видели в нём нетленное и богоподобное вместилище для наиболее развитых и могущественных Акху, которое материализуется лишь в случае призыва подобной Акху в мир смертных. Тем не менее, как установили жрецы–личи, Саху полностью зависимо от эфира и без внушительных чародейских усилий не способно самостоятельно поддерживать себя в мире смертных на протяжении длительного времени.

    Как я уже упоминал ранее, жрецы Погребального культа обладали достаточными знаниями для связывания души Сеттры с его телом после смерти, но в тот момент не имели знаний и навыков, которые позволили бы душе Сеттры оживить его тело, либо сохранили бы само тело от разложения. Со временем жрецы–личи обнаружили способы связывания своих душ с собственными материальными телами, пока поддерживалось сознание и способность управлять телом. Однако даже этого оказалось недостаточно. Жрецы понимали, что хотя теперь находятся вне досягаемости естественной смерти, их тела становятся высохшими и ломкими, подобно ссохшимся останкам мумий, а кроме того, они всё ещё могут быть уничтожены иными способами.

    Их целью, равно как и стремлением Нагаша, которое сделало его тем, кем он стал, было отыскание способа создания нетленного и вечного Саху, которое было бы способно навсегда остаться в мире смертных. Однако, за исключением Нагаша, этого не добился ни один жрец–лич. С помощью силы воли, виртуозного владения магией и поглощения огромного количества искривляющего камня Нагашу удалось создать для себя устойчивую физическую оболочку. Даже если это тело подвергалось уничтожению, то постепенно восстанавливалось, и душа Нагаша при этом не отправлялась в эфир. Пока эта физическая оболочка служила целям Нагаша, его никак не заботил её внешний вид.

За столетия, прошедшие с момента его изгнания из Нехекхары, Нагаш не забыл обещание, данное царям его бывшей страны, и собирался отомстить им вне зависимости, потребуются ли на то столетия или тысячелетия. Помимо того, среди потомков своих былых врагов Нагаш нашёл себе самых выдающихся и наиболее могущественных служителей.

    В своих странствиях по Нехекхаре и, в немалой степени, во время продолжительного пребывания среди развалин Ламии, проведённого за изучением иероглифов её главного храма, множества монументов и дворцов, я уяснил многое из ранней истории моего вида. Похоже, что пока Нагаш правил в Кхемри, Ламия представляла собой всего лишь отдалённый провинциальный город–государство нехекхарской империи. Этот регион значительно пострадал от тиранического правления Нагаша, и здесь началось восстание, повлекшее его свержение. Под предводительством царя Ламии Лахмиззара все прочие вассальные царства Нехекхары, а впоследствии даже значительная часть населения самого Кхемри, подняли восстание против Нагаша и его великого визиря Аркхана. После смерти Лахмиззара и нескольких лет войны с царём Лахмиззашем Нагаш наконец добился успеха в сопряжении колдовства, которому он обучился у своих пленников–друкаев, с усовершенствованными вариантами ритуальных заклинаний Погребального культа и выместил свою ярость на врагах новым и ужасным способом.

    Хотя с тех пор как Ламия впервые развязала войну против Кхемри, ушабти множества храмов Кхемри неоднократно пробуждались для сражения за свой город, Нагаш обнаружил способ задействовать самую тёмную магию в ритуалах, используемых для оживления ушабти. Великий некромант напитал некогда священные статуи чёрной магией, чтобы сделать их более мощными, эффективными в бою и ужасными на вид, чем прежде, вследствие чего они выглядели и действовали скорее как демоны, чем как малые воплощения древних богов Нехекхары.

    Для большей части населения и солдат Кхемри это оказалось последней каплей, и те поднялись против Нагаша внутри Кхемри, в то время как армии Ламии и других городов–государств подступали снаружи. Завершающее сражение объединённого народа Нехекхары с Нагашем, Аркханом, прочими послушниками жрецов–личей и искажёнными ушабти произошло вокруг Чёрной пирамиды. Хотя Нагаш каким–то образом сумел улизнуть, использовав свои силы, его пирамида была осквернена, а послушники убиты и их тела преданы огню.

    Зачистка Кхемри оказалась незавершённой. В то время как Лахмиззаш вёл переговоры об окончании военного союза с царями Зандри, Нумаса, Махрака, Либараса и Разетры и воцарении на престоле в качестве царя Кхемри и императора всей Нехекхары, от уничтожения были спасены свитки, в которых содержались многие из величайших открытий Нагаша.

    Нагаш загодя приготовился к тому дню, что стал днём его поражения. Почти за десятилетие до того, как Лахмиззар начал войну с Кхемри, Нагаш организовал мнимое изгнание жрецов Погребального культа из Кхемри. Нагаш объявил жрецов изменниками, и те, казалось бы, едва сумели уберечь свои жизни от его гнева, сбежав как можно дальше — в прибрежную Ламию. В действительности, эти жрецы были подосланными Нагашем шпионами, ибо тот уже почуял ветер недовольства его правлением Нехекхарой, усиливающийся в Ламии.

    Со временем В’Соран, наиболее старый и мудрый из тех жрецов–личей, которые, по общему мнению, восстали против Нагаша, сумел втереться в доверие царского двора Ламии. Он стал доверенным советником Лахмиззара, а затем Лахмиззаша, а также стал наставником Нефератем (имя которой означало Прекрасное Солнце), единственной дочери Лахмиззаша и наследницы трона Ламии. Таким образом, последующая участь Ламии и её царского двора была предрешена, ибо В’Соран был вторым по значению — после Аркхана — последователем Нагаша в Погребальном культе Кхемри.

    Под влиянием В’Сорана у Нефератем возникла неутолимая любознательность ко всему мистическому. Её любознательность держалась втайне, потому что женщинам, не состоящим в жречестве, было запрещено изучать тайные мистерии этого мира и мира загробного. И пока её отец держал совет с другими царями Нехекхары, В’Соран легко смог уговорить Нефератем отдать приказ выкрасть некоторые из записей Нагаша и сберечь от очищающего пламени. Свитки были помещены в сундук из кварца и в качестве военных трофеев отправлены в Ламию, наряду с тысячами прочих артефактов, рукописей и статуй.

    В итоге совет царей Нехекхары дал согласие на то, чтобы Лахмиззаш остался в Кхемри в качестве царя этого великого города и императора Нехекхары. Его дочь, которой тогда было двадцать четыре года, со своими доверенными советниками возвратилась в Ламию, которой правила в качестве царицы. Впоследствии Лахмиззаш взял себе другую жену из одного из немногих благородных семейств Кхемри, избежавших уничтожения Нагашем, и родил сына и наследника трона Кхемри.

Сразу же по возвращении в Ламию Нефератем занялась изучением свитков Нагаша и артефактов, которые приказала захватить с собой из Кхемри. Хотя Нефератем начала вникать в труды Нагаша, будучи побуждаема вполне благородным стремлением к познанию, со временем её решимость укрепилась. Велико было её возмущение жречеством Погребального культа, которое запрещало всем, кто не входил в их число, постигать мистические знания, и она решила изучить те мистерии, которые наводили страх даже на величайших жрецов Нехекхары — мистерии самого Нагаша, великого еретика.

    Казалось, лишь В’Соран сожалел об этой несправедливости, что он явно выказывал в ранние годы Нефератем. В доверительных беседах с Нефератем он говорил, что единственной, доподлинно известной ему причиной, по которой жрецы Погребального культа запрещают кому бы то ни было вне их круга изучать их тёмные искусства, попросту является желание за счёт всех прочих сосредоточить власть в своих руках. Хотя, по заявлению жрецов, труды Нагаша представляют собой зло, В’Соран наставлял Нефератем, что ни одно мистическое искусство не является злом само по себе, разве что некто воспользуется им в злобных целях. Существование артефактов Нагаша и свой исследовательский к ним интерес Нефератем скрыла от своего двора.

    Нефератем была восхищена ранними экспериментами Нагаша, оценив его стремление отыскать способ победить не только смерть, но также и разрушительное воздействие времени. Вскоре Нефератем начала воспроизводить некоторые из простейших экспериментов Нагаша, но прошло совсем немного времени, и её невинное восхищение сменилось откровенной одержимостью Нагашем и его стремлением к бессмертию. Без сомнения, такое состояние дел усугублялось как поддержкой Нефератем со стороны В’Сорана, так и явной притягательной силой, содержащейся в трудах Нагаша.

    За три года планы В’Сорана в отношении Нефератем принесли плоды. До сведения жрецов Погребального культа, которые не были ему верны, В’Соран тайно довёл информацию, что царица спасла от уничтожения еретические труды Нагаша и пытается их повторить. Без явных доказательств жрецы–личи не желали открыто выступить против царицы, опасаясь обвинения в измене, однако не могли и позволить воссоздать богохульные труды Нагаша со всеми сопутствующими этому ужасами. Поэтому жрецы–личи стали противодействовать царице менее явными способами, подрывая её власть при дворе и возбуждая неприязнь и недоверие к ней среди населения Ламии.

    Не прошло и года, как Нефератем, не без советов и поддержки В’Сорана, решилась на вынужденное действие. Она не могла пойти на риск открыть собственной страже, что действительно стремится повторить проклинаемые труды Нагаша, но и не могла в одиночку противостоять жрецам–личам. А потому обратилась к тем тёмным аспектам трудов Нагаша, которых до сих пор касаться избегала. Под покровом ночи Нефератем и В’Соран, воспользовались знаниями, почерпнутыми из трудов Нагаша, чтобы устранить наиболее могущественных жрецов–личей, которые выступали против царицы. Уцелевшие жрецы–личи, запаниковав, использовали собственные силы для пробуждения в своих храмах ушабти, которых отправили против дворца, сыграв на руку В’Сорану. Заблаговременно собрав преданных ему жрецов–личей, В’Соран поднял тревогу и сообщил дворцовой страже, что группа мятежников из Погребального культа пытается свергнуть царицу, изменив ушабти с помощью проклятого колдовства.

    Стражи отважно сражались, защищая свою любимую царицу, но ушабти были слишком сильны. И именно в тот момент, когда капитан дворцовой стражи с остатками своих людей предпринял попытку достичь покоев царицы прежде ушабти, Нефератем появилась во всём своём великолепии. Бок о бок с В’Сораном она вышла из покоев, меча в ушабти разряды потрескивающей тьмы, и полностью их уничтожила. Как только бой закончился, Нефератем приказала оставшимся стражам вместе с отрядом городской пехоты отправиться с В’Сораном для поимки и казни всех жрецов, которые были ответственны за возмутительное нападение. Как и следовало ожидать, В’Соран позаботился, чтобы в ходе этой чистки были убиты не только жрецы из Погребального культа, тем самым обеспечив власть в городе собственным последователям.

    В течение пяти лет в Ламии пустил корни новый культ, тесно связанный с оставшимися жрецами Погребального культа. Основателем культа являлась никто иная, как сама царица Нефератем. Она была столь одержима Нагашем, и грубая мощь его волшебства так вскружила ей голову, что Нефератем стала воспринимать Великого некроманта, как воплощение бога, полностью недооценённого жалкими царями Нехекхары, худшим из которых она считала собственного отца в далёком Кхемри. Возникновение культа поклонения Нагашу было не самым кардинальным изменением, произошедшим с Ламией. Нефератем значительно продвинулась в своих опытах с трудами Нагаша и с помощью В’Сорана воссоздала все жуткие эксперименты и тёмные ритуалы Нагаша, включая Эликсир бессмертия.

    В’Соран внёс искусные изменения в формулу эликсира, сделав тот ещё более изумительным, чем изначальный вариант Нагаша. Новый эликсир наделял того, кому довелось его испить, истинным бессмертием — полным иммунитетом к смерти, а также целиком выводил его душу за пределы досягаемости всех богов и демонов способом, который самому Нагашу стал достижим лишь после поглощения огромного количества необработанного искривляющего камня.

    Когда Нефератем впервые испила воссозданный ей и В’Сораном эликсир, её тело некоторое время металось в агонии, но когда боль отступила, царица поднялась с ложа, внешне выглядя и ощущая себя куда более здоровой, чем когда–либо. Также она стала сильнее, быстрее, и мысль её отличалась большей стремительностью и проницательностью.

    Всё в ней подверглось усовершенствованию, и она ощущала себя богиней, однако со временем Нефератем открылась ужасная цена её новой силы. Эликсир не только усилил её способности и наделил бессмертием, но и вынудил стать пожирателем человеческой крови. Вампиром.

Среди недалёкого жречества Старого Света встречаются верящие в то, что для становления вампиром сначала нужно умереть и лишиться души. Есть и те, кто верит, что вампиры это не что иное, как смертные, одержимые каким–то злобным духом или иным существом из царства Хаоса. Теперь я поведаю тебе, мой читатель, что ни одно из этих жалких и трусливых утверждений не является истинным. Мы куда более живые и истинные создания мира смертных, чем все прочие.

    Хоть В’Соран, вне всякого сомнения, по праву являлся великим и могущественным чародеем, мне кажется весьма вероятным, что его повелитель сумел каким–то образом поддерживать с ним связь во время своего изгнания. Я верю, что именно Нагаш был наставником В’Сорана и Нефератем после того, как достиг Кислого моря, начал поглощать необработанный искривляющий камень и значительно полнее постигать природу бессмертия. Царица и её советник–жрец не только открыли тайну вечной молодости, но также сумели совершенно отгородиться от царства Хаоса, полностью собрав внутри себя те части души, которые пребывали в эфире. Так вся цельная сущность Нефератем и небольшой вихрь эфирной, или же духовной энергии оказались заключены внутри самих волокон её тела.

    Сие означало, что Нефератем и В’Соран не только не могли по–настоящему умереть, но их души навечно находятся вне досягаемости демонов и богов, ибо неразрывно связаны с частями их смертных тел и полностью отрезаны от эфира. Они стали первыми вампирами.

    Такое положение дел придало им, первым из всех вампиров, великую мощь, ибо их контроль над телами был абсолютным, а силы разума, воли и целеустремлённости, обретённые благодаря целостности их связанных с телами душ — Акху — были поистине огромны. По существу, они сочетали в одном бессмертном теле свою Кха с божественным Саху, хотя с того дня по настоящее время ни один вампир не имеет тени, или Кхаибит, если только сознательно не наколдует её.

    В то время как души прочих смертных в равной степени находятся как в эфире, так и внутри тканей физического тела, с душой вампира всё обстоит иначе. Каждая отдельная часть души и духа вампира извлечены из эфира и отсечены от него, поэтому, хотя души прочих смертных частично поддерживают активность за счёт своей связи с эфиром, с вампирами такое не работает. Хотя тела наши могучи и полны жизненной силы, эфир нам недоступен, и наши души со временем испытывают нарастающий холод, скуку и усталость, которых не понять ни одному смертному и которые не облегчить без весьма специфического сознательного вмешательства.

    В отсутствие искривляющего камня и желания его поглощать, собственные побуждения и, возможно, воля Нагаша, вынудили Нефератем и В’Сорана, первых из нашего вида, искать иной способ восстанавливать свои души, который не требовал бы контакта с веществом Хаоса.

    Так у вампиров осталось лишь две возможности для восстановления своих душ, без которого они впадут бесконечное и мучительное оцепенение: вбирать в себя ветры магии, проносящиеся по миру смертных, либо присваивать Секхем, содержащуюся внутри других живых существ.

    Вихрь эфирной энергии, или Секхем, внутри Нефератем, В’Сорана и, разумеется, всех вампиров, медленно высасывает эфирную энергию из непосредственного окружения. Так как души вампиров ненасытны в отношении Секхем, их не беспокоит, сколько её попадёт в их тела, и каким способом. Как часть этого процесса, вся Секхем, а в действительности магия, вбираемая телами и душами вампиров, усваивается поспешно и жадно, преобразуясь в темнейшую из магий. Таким образом, предоставленные сами себе, вампиры почти бессознательно высасывают всю доступную магию из окружающего их пространства, по ходу преобразуя эту магию в губительную Дхар.

    Нельзя не упомянуть об опасности подобного подхода, ибо если вампир станет полагаться на такой способ восстановления своей души, то окажется в зависимости от наличия поблизости надёжного источника магии, а кроме того, куда более важно то, что чем сильнее душа пропитана Дхар, тем очевиднее неприятные последствия этого. В’Соран принял такое положение дел, как, разумеется, и все его потомки: в итоге ему и его некрархам питаться нужно не часто, если вообще необходимо, однако они заплатили горькую цену за такое успокоение жажды крови. Постоянная и добровольная подпитка тёмной магией пагубно отражается на их разуме, равно как и на телах, которые деформированы и омерзительны. Нефератем, подобно большинству прочих вампиров, воспользовалась иным способом получения необходимой подпитки для своей души — поглощением ещё живой крови других смертных. Так мы, вампиры, способны восстанавливать наши души правильным способом, при котором не требуется, чтобы наша внутренняя сущность подпитывалась внушительными объёмами тёмной магии, со всеми сопутствующими для нас опасностями.

    Ломка и невыносимые страдания вампира, который, будучи голодным, не подпитался, несравнимо хуже испытываемых смертными голода или жажды. Мы должны есть, чтобы изгнать пронизывающий холод из наших истощённых душ и снять тяжесть с сердца и разума, иначе мы либо замедлимся и обездвижимся, либо начнём добровольно накачивать наше глубинное естество чернейшей магией, постепенно утрачивая красоту и рассудок.

    Мы охотно выплачиваем эту цену, ибо физическая и умственная мощь, которой мы обладаем, и бессмертие, не зависящее от прихоти богов и демонов, являются неизмеримыми ценностями.

После семнадцати лет правления в Кхемри умер Лахмиззаш, и на трон взошёл его юный сын Лахкашар. Лахкашар правил двадцать один год, покинув бренный мир в возрасте тридцати восьми лет, и оставил трон своему сыну Лахкашазу, который царствовал почти сорок лет. Во время правления Лахмиззаша и его династии великие некрополи были заброшены, а тела Лахмиззаша и обоих его потомков были отправлены в Ламию для захоронения в скальных гробницах.

    Однако дела в Нехекхаре шли неважно. Лахкашаз уже двадцать лет как правил Кхемри и Нехекхарой, а в Ламии, насколько было известно, всё ещё царствовала Нефератем. Наиболее неестественным для прочих аристократов Нехекхары являлось то, что хотя Нефератем разменяла уже восьмой десяток, внешне она, по общему мнению, выглядела не старше, чем в тот день, когда взошла на трон Ламии много лет назад. Во всех уголках пустынной страны уже давно ходили легенды о её красоте.

    В Ламии был возведён новый храм, для чего использовали камни и статуи, вывезенные из Кхемри во времена разгрома Нагаша. Это был главный храм нового культа, основанного царицей Нефератем и её главным жрецом В’Сораном, и ему оказывали предпочтение в ущерб всем давним культам, посвящённым традиционным богам Нехекхары. Именно сущность и обряды этого культа привели к гибели Ламии и к свержению в Кхемри династии Лахмиззаша, хотя Лахмиззаш и его потомки не были причастны к происходящему в далёкой Ламии.

    Через несколько лет после восхождения Нефератем на трон поползли тёмные слухи о правителях Ламии. После открытой попытки свержения царицы Погребальный культ, наряду с многими прочими культами Ламии, подвергся чистке со стороны жреца–лича В’Сорана и его преданных последователей. А вскоре после этого правление Нефератем стало ещё более жёстким, нетерпимым к критике и бунтам. Она основала реформированный Погребальный культ, верховным жрецом которого стал В’Соран. Вопреки обыкновению, этот новый культ принимал в свои ряды больше женщин, чем мужчин — фактически единственными посвящёнными–мужчинами оказались В’Соран и его приспешники.

    Никто доподлинно не знал, кому поклоняется этот культ, но опасения возникли после того, как дальняя родственница царицы, Кхалида Неферхер из Либараса, отказалась присоединиться к культу и тут же была обвинена Нефератем в заговоре с целью узурпации трона Ламии. Нефератем убила свою родственницу в поединке на глазах всего царского двора Ламии.

    По прошествии десятилетий высокопоставленные гости, посещавшие Ламию, с ужасом замечали, что и статуи в крупных храмах города, и росписи, выполненные на их стенах богато украшенными иероглифами — все они посвящены Нагашу. По сути, многие из тех статуй некогда украшали личный дворец Нагаша и храмы Кхемри и считались уничтоженными во время разграбления города армиями Лахмиззаша. Эти гости и посланники из других городов–государств Нехекхары возвращались в родные страны с рассказами о явном моральном разложении ламийской аристократии.

Многие в Нехекхаре полагали, что правящая династия Ламии проклята. Принцессы Ламии, многие из которых были кузинами, дочерьми и даже внучками Нефератем, и все без исключения являлись жрицами её культа, обладали такой красотой, что любому царю Нехекхары следовало бы настойчиво просить их руки, чтобы сочетаться браком. Но, напротив, этих принцесс избегали, ибо ходили слухи, что те владеют колдовскими силами, с помощью которых способны подчинить своей воле любого мужчину.

    Правда же, разумеется, в том, что Нефератем стала первым истинным вампиром, бессмертным и могущественным, и начала жаловать дар бессмертия другим. Не без наущений вечного интригана В’Сорана, Нефератем пришла к мысли, что со временем остальные аристократы Ламии начнут задаваться вопросом о причинах её неувядающей красоты и невероятной жизненной силы. Нефератем сознавала, что она уязвима, пока её единственным союзником является В’Соран, и, одному за другим, позволила и прочим присоединиться к ним.

    Первым стал Абхораш — отважный капитан стражи, столь упорно защищавший царицу от ушабти, за ним последовали ближайшие царедворцы, в число которых входили Харакхте — просвещённый царский визирь, и Маатмесес — главный судья Ламии и командующий городской стражей. Через какое–то время об эликсире прознал Ушоран, младший брат Нефератем, ещё не включённый в число избранных, который без ведома сестры пробрался в храм и испил эликсир. Разгневанная его поступком Нефератем, тем не менее, сохранила ему жизнь, ибо он стал одним из чистокровных вампиров, а по принятому между ними соглашению, убийство себе подобных было запрещено.

    На протяжении многих лет царица и её приближённые–вампиры старались скрывать свою изменённую сущность от населения, ограничивая круг своих жертв преступниками из ламийских тюрем, рабами, слугами и прочими из числа тех, кого не станут разыскивать. Тем не менее, годы спустя народ Ламии восстал против своих правителей, побуждаемый и поддерживаемый агентами остальных городов–государств Нехекхары. И тогда Нефератем и другие вампиры занялись подавлением всеобщего восстания в Ламии, перебив сотни горожан и солдат, восстановили порядок, а затем принудили всё население к открытому поклонению Нагашу. С тех самых пор Нефератем — Прекрасное Солнце, стала известна народу Ламии под именем Неферата — Прекрасная Смерть.

Хотя мы, вампиры, внешне выглядим людьми, в действительности мы гораздо могущественнее любого из живущих смертных и далеко ушли от человечества. Однако величию и бессмертию сопутствуют свои риски, и эти риски, несомненно, определяют сущность вампиризма.

    Хотя большинство из нас прекрасны и грациозны, в силу обстоятельств все вампиры — хищники. Для большинства вампиров просто невозможно сопротивляться желанию и потребности пить живую кровь, ибо если мы не подпитаемся, то в отсутствии возможности умереть столкнёмся с опасностью провести вечность в состоянии оцепенения, испытывая боль и страдания. Даже если тот, кто стал вампиром, в своей предшествующей жизни питал отвращение к крови, то под воздействием нашей противоестественной в ней потребности это быстро изменится.

    Всем вампирам следует предусмотрительно держать свою жажду под контролем. Контроль превыше всего, если мы не хотим утратить рассудок. Случается, что наша жажда становится слишком сильна, чтобы её контролировать, и мы рискуем обратиться в этаких зверей, которыми, вне сомнения, стали омерзительные стригои. Жажда в нашей крови и сила наших тел являются причинами того, что нам крайне трудно сдерживать гнев. Мой собственный предок едва контролировал свою вспыльчивость и по малейшему поводу впадал в убийственную ярость. Я помню, как его обычный облик внезапно искажали острые как бритва клыки и звериные черты лица. Глаза начинали гореть внутренним светом, и один мельком брошенный их взгляд мог побудить даже самого отважного из смертных воинов обратиться в бегство.

    Неизбежно, что за столетия вампир настолько пресытится кровью, что его более не будет волновать гибель смертного, хотя, на мой взгляд, невелика проблема. Жалость, сострадание и милосердие по отношению к тем, за чей счёт мы должны кормиться, попросту исчезают. Помимо прочего, для представителей нашего вида человеческое сообщество является чем–то расплывчатым и изменчивым, ибо, хотя мы не стареем, стареют те, среди кого мы обитаем, а потому становится бессмысленной попытка относиться к столь недолго живущим существам, как к равным. Собственно, достаточно лишь принять во внимание разницу между нами — бессмертными хищниками — и обычными людьми. Разве мы вообще можем позволить себе испытывать родственные чувства и жалость к человечеству? Жажда вынуждает нас на насильственные действия, которые люди считают кровожадными и даже каннибальскими; а в сравнении с нашими жертвами, физическое и умственное превосходство вампиров огромно. Неудивительно, что большинство моих сородичей ко всему человечеству относятся, как к скоту.

    Я вновь обращаю внимание, что такое положение дел оказывает огромное влияние на образ мыслей всех вампиров и является причиной того, что безумие, как видно, является непременным спутником многих вампирских династий. Очевидно, что вампиризм — не для слабых духом и рассудком. Нескончаемое существование и постоянное использование тёмной магии неизбежно приведёт слабых волей к душевной болезни и безумию. По этой причине мы редко позволяем пополнить наши бессмертные ряды кому попало.

    В той же мере, как боятся и ненавидят, люди нами ещё и восхищаются. Многие, в особенности те, кто хочет изучать искусство некромантии, разыскивают нас, чтобы предложить свою службу, ибо у нас есть нечто, чего страстно желают все эти некроманты — мы обладаем истинным бессмертием и способны передать сей дар другим. Мы, вампиры, за возможным исключением монструозных стригоев, всегда весьма тщательно выбираем себе потомков. Мы либо желаем обрести спутников в нашем долгом и, как случается, одиноком существовании, либо, что часто справедливо в отношении потомков Абхораша и В’Сорана, особо талантливых и усердных учеников. Поэтому мы отбираем только самых умных, самых красивых и самых могущественных, позволяя им присоединиться к нам в бессмертии.

    Единственный способ, которым мы, вампиры, передаём свой величайший дар, мы называем Кровавый поцелуй. Наделяя этим чудесным даром, мы обмениваемся частью собственной крови с избранным протеже, вместо того чтобы высасывать живую кровь этого смертного. Избранный мужчина или женщина некоторое время испытывает чудовищную слабость, и продолжительность этого периода сильно варьируется. По прошествии времени избранный поднимается с ложа уже могучим бессмертным. Так как частицы связанных с телами душ передаются вместе с кровью, каждый из чистокровных вампиров Ламии передаёт некоторые особенности своей личности и физические предпочтения, которые, в определённой степени, будут характерны для всех его потомков.

    Однако, как я упоминал ранее, силы и возможности каждого нового поколения вампиров уменьшаются по сравнению в предшествующим, поэтому наиболее могущественные вампиры — это самые древние, либо те, кто получил свой дар от древних. Помимо этого, древние вампиры способны даровать Кровавый поцелуй более чем одной персоне, в то время как третье, четвёртое и пятое поколения вампиров за время своего продолжительного существования могут даровать лишь единственный Кровавый поцелуй.

    Для вампира существует способ увеличивать свои силы, пока он или она не сравнится в мощи со своим непосредственным предком, и заключается сей способ в выслеживании других вампиров и высасывании их крови. Чем могущественнее был обескровленный таким способом вампир, тем большая сила перейдёт к выследившему его охотнику. Часть силы и умений вампира–жертвы переходит к её победителю, что является весьма заманчивой конечной целью для некоторых моих собратьев.

    Столкнувшись в Мидденхейме с Фолькмаром, треклятым теогонистом Сигмара, я с абсолютной ясностью осознал, что будет разумным наращивать собственную силу, пока не превзойду даже своего непосредственного предка. Ибо если столь могучего вампира, каким был мой предок, смог победить один из смертных предшественников Фолькмара, то существует вероятность, что Фолькмар, или какой иной смертный, сможет проделать подобное и со мной. Этого нельзя допустить. Я не отступлю, как много лет назад после унижения, которому подвергся под Хел Фенн. Если я не способен извлечь уроки из собственных поражений, то и бессмертия явно недостоин. С этой мыслью я принялся разыскивать и высасывать кровь всех тех, кто принадлежал к моей вампирской династии и моему поколению, дабы гарантировать себе, что являюсь самым могущественным из всех уцелевших вампиров династии Вашанеша, и десятикратно увеличил собственные силы. На этом я не успокаиваюсь. Я намерен отыскать потомков Абхораша и сестёр Ламии, ибо из всех иных вампирских династий, помимо моей собственной, они в меньшей степени затронуты порчей, и я многое смогу от них почерпнуть.

В то же самое время, когда Сигмар основывал свою Империю, на север просочились тёмные слухи о том, что возродилось древнее зло. Совет Тринадцати полагал, что уничтожил Нагаша, однако ошибался. Такое могучее существо, крайне искушённое в уклонении от окончательной смерти, было не так просто спровадить в мир иной. Его телесная оболочка была уничтожена, но душа продолжала жить. Она ожидала у врат смерти, по–прежнему связанная с миром существованием руки Нагаша, его короны и гробницы в Чёрной пирамиде. Нагаш давно строил планы на случай возможной гибели и поместил часть своего духа и мощи в корону, что дало ему точку опоры в мире смертных. Хоть возвращение Нагаша могло занять многие столетия, оно было неизбежным.

    Его тело было сожжено в кузнях Нагашиззара, и от него остались лишь мельчайшие частицы чёрного пепла, переносимые ветром. Одна за другой эти частицы соединялись воедино. За долгие столетия в пустоши Нагаша они понемногу укрупнялись, образуя гнилостные капли, которые дюйм за дюймом стекались отовсюду к Чёрной пирамиде Нагаша в Кхемри. По одной капле в год, саркофаг понемногу наполнялся омерзительной чёрной жижей, став тёмным коконом, внутри которого возрождался Великий некромант.

    По мере загустевания жидкости формировались твёрдые, как кость, части тела. Внутри этого эбенового скелета вырастали неестественные внутренние органы. Червеподобные клубки вен оплетали формирующиеся мышцы, проникая в них. Поверх всего этого вырастал зловещий панцирь из ороговевшей кожи. Не отрастала только правая кисть, отсечённая Алкадизааром. Одной тёмной ночью, через столетия после своего поражения от скавенов, с саркофага медленно сдвинулась крышка, и Нагаш снова появился в мире.

    Снаружи его гробницы раскинулся безмолвный Кхемри. Нагаш встал на вершине пирамиды и окунулся в тёмную энергию. Хоть и по–прежнему могучий по меркам смертных, Нагаш был лишь бледной тенью прежнего себя. Он был ослаблен долгим пребыванием в состоянии смерти, и часть его мощи по–прежнему была недоступна, находясь в руке и короне. Он призвал мертвецов Кхемри, но они в смерти ненавидели его так же, как при жизни, а Нагаш более не обладал силой подчинить их, как когда–то. Он смог взять под контроль часть бесчисленных мертвецов Кхемри, но прочие восстали, и на некоторое время в величайшем из некрополей развязалась гражданская война.

    В конце концов Нагаш устал от противостояния и посетил остальные города мертвецов. Там повторилась та же история. Мертвецы помнили его и ненавидели с всепожирающей страстью, которую могли разжечь лишь столетия злосчастного существования. Хоть ни один из тех царей гробниц не был равным противником Нагашу, тот не мог выстоять против коалиции, созданной против него Сеттрой, первым царём–жрецом Кхемри. Второй раз за своё долгое существование Нагаш был изгнан из родной страны. Обдумав свою неудачу, он принял решение снова воспользоваться мощью искривляющего камня, чтобы вернуть себе силы и отплатить своим врагам. Он отправился на север, снова вступив на тот путь, который давным–давно привёл его к берегам Кислого моря. На сей раз Нагаша сопровождала армия преданной ему нежити и его давний союзник Аркхан.

    Добравшись, наконец, до Нагашиззара, Нагаш обнаружил окопавшихся там скавенов. На протяжении лет они добывали искривляющий камень для собственных злобных целей, пока тот почти не истощился. Сам Нагашиззар стал гигантским рассадником крысолюдей, хотя и сравнительно малонаселённым, ибо в пустошь Нагаша была бесплодной, а всю провизию доставляли из других крепостей в обмен на искривляющий камень.

    Одной ночью войска Нагаша пронеслись через Проклятую яму и одержали победу над захваченными врасплох скавенами, вытеснив их из города. Теперь Нагаш контролировал свою крепость, но обнаружив, что искривляющий камень практически исчерпан, пришёл в неописуемую, по меркам смертных, ярость. Были уничтожены все приспособления, посредством которых он очищал, насыщал и перерабатывал искривляющий камень для собственных чародейских нужд. Но даже окажись те в сохранности, искривляющего камня оставалось недостаточно, чтобы воспроизвести Великий призыв. Не устрашённый армиями, которые Совет Тринадцати посылал для отвоевания Нагашиззара, Великий некромант занялся делами. Первым стало создание огромной металлической руки взамен утраченной, которое он поручил своим прислужникам–нежити.

    Была мастерски изготовлена искусственная рука, покрытая переливающимися рунами, на которые было больно смотреть. Она была такой же подвижной и функциональной, как обычная рука, но многократно сильнее. Теперь Нагаш снова мог держать оружие и собственноручно создавать разные приспособления. Призвав духов мёртвых, он допрашивал их и постепенно, фрагмент за фрагментом, восстановил ход событий, которые произошли за время его длительного отсутствия. Он узнал об исчезновении Алкадизаара и о том, как корона и воздействие скавенского Смертельного клинка довели царя до безумия и гибели.

В итоге внимание Нагаша привлёк дальний север, где теперь находилась его корона.

    Закутавшись в чёрную мантию и многочисленные защитные чары, Нагаш тайно отправился в северные земли, намереваясь возвратить то, что ему принадлежало. Долго странствовал он, многочисленны были его сражения на трудном пути к холодному северу, и, проходя через развалины Моркейна, призвал он духов, поведавших ему о произошедших там событиях. Он узнал о неосмотрительности Ушорана и его последовавшей гибели, а также об орочьем шамане, который присвоил его корону. Он выяснил, что корона довела шамана до глубокого безумия, а в итоге орк был уничтожен неким Сигмаром Молотодержцем из страны к северу от Скверноземелья, у которого корона и находится. Чувствуя в ней абсолютное зло, молодой император отказался пользоваться короной и поместил её под замок в свою сокровищницу, подальше от глаз тех, кого она могла бы искушать.

    И вот Нагаш прибыл в земли зарождающейся Империи и нашёл пристанище в давно покинутых развалинах эльфийского города Атель Тамары. Развалины стали его опорным пунктом, из которого он собирался прочёсывать север в поисках своей короны. Отсюда Нагаш отправил посланцев в становище Сигмара, заявив права на корону и предложив несметные богатства за её возвращение. Скрытая капюшоном фигура верхом на большой разлагающейся птице спустилась с небес, и воины племени содрогнулись от ужаса, когда тёмный посланец спешился и предъявил требования своего господина.

    Однако Сигмар не собирался отдавать корону, и при виде решительности своего предводителя смертные воины воспряли духом. Их радостные крики смолкли, когда посланец заговорил вновь, заявив, что они глупцы, раз бросили вызов его господину. Сигмар поднял свой великий молот Гал Мараз и обрушил его на неживую тварь. Та развеялась, оставив после себя лишь отвратительную тёмную мантию. Сигмар приказал сжечь останки.

    Нагаш много месяцев копил силы. Его заклинания поднимали легионы мертвецов из могил, на его призыв приходили и прочие создания тьмы, пока не собралась могучая армия нежити, но ни один вампир не ответил на зов Нагаша. Наконец, он был готов начать войну с Сигмаром и его сторонниками. Огромная армия ходячих мертвецов маршем двигалась через леса Империи, убивая всех встретившихся на пути. Убитые пополняли ряды армии нежити, а оставленных в живых отправляли вперёд — нести весть о её приходе. Нагаш понимал, сколь сильным союзником является страх.

    Люди севера были напуганы. Они победили орков и прогнали всех своих врагов, но теперь им встретился противник, вселяющий ужас. Один лишь Сигмар не испытывал страха. Он послал за подмогой к своим союзникам–гномам, и те отковали много мощного оружия с сильными чарами для уничтожения созданных некромантией врагов.

    Две армии встретились на берегах реки Рейк поздней весной 15 года по имперскому календарю. Это был практически равный и ожесточённый бой. Два богоподобных существа перемещались по полю брани. Сигмар возглавлял неустанные атаки своих унберогенов и, бросаясь на врага с Гал Маразом, становился живой машиной уничтожения. На огромной чёрной колеснице проезжал через схватку Нагаш, сжимая в могучем металлическом кулаке завывающий чёрный рунический меч. В центре сражения оба титана встретились. Сигмар вспрыгнул на платформу колесницы и схватился с личем. То было столкновение фантастической силы, после которого оба свалились с колесницы.

    Эти двое сражались около часа, в то время как вокруг кипел бой. Нагаш ранил Сигмара в руку отравленным клинком. Чувствуя, что силы его покидают, Сигмар бросился в последнюю неистовую атаку. Молот молнией мелькал в его руках. Он снова и снова попадал в цель, оттесняя Великого некроманта к берегу Рейка. Но Нагаш чувствовал, что противник его слабеет, и продолжал бой. Тяжелораненый Сигмар снова бросился вперёд. Его молот опустился, словно метеор. Нагаш выставил блок и остановил молот. Довольно долго каждый пытался перебороть соперника. Искры сыпались от их скрещённого оружия. Лязг металл о металл заглушал вопли умирающих. Стальные сухожилия противостояли невероятной жизненной силе. Холодные голубые глаза сверлили взглядом страшные пустые глазницы. В итоге победителем вышел Сигмар, который отвёл в сторону клинок Великого некроманта и обрушил молот на голову своего противника.

    Когда Некромант пал, из его разбитого черепа выплыло тёмное облако, которое клубом ядовитого дыма поднялось над полем боя, издавая вопли на языке, неизвестном присутствующим здесь смертным. Нагаш снова проклял вампиров всего мира за то, что они не явились на его зов о помощи, предрекая им отступать перед именем Сигмара Молотодержца, победителя их властелина, как сейчас вынужден сам Нагаш.

    Легионы, оживлённые тёмной волей Нагаша, рассыпались. Скелеты обрушились грудой костей, зомби повалились наземь, а гули спасались бегством в лесных чащах. Лишь по окончании сражения Сигмар опустился на колени. Многие месяцы потребовались человеку–богу на восстановление от нанесённой Нагашем раны.

    С другой стороны, у Великого некроманта многие столетия уходят на то, чтобы выбраться из своего саркофага в Кхемри и, уверяю вас, он явится снова. Мы, вампиры, чувствуем это своими душами. По крайней мере, теперь Великий некромант получил ценный, хоть и несомненно горький урок: есть в мире силы, способные взять над ним верх.

В наиболее труднодоступной части гор Края Мира возвышается уединённая гора, обычно называемая Серебряной вершиной. Давным–давно гномы выстроили здесь большую крепость, ибо Серебряная вершина была невероятно богатым источником драгоценных камней. На протяжении поколений гномы занимались их добычей, но одной ночью к горе каким–то образом прорвалась орда захватчиков, застав защитников врасплох. То были не зеленокожие или крысолюди, досаждающие многим прочим цитаделям гномов, но ходячие мертвецы, ведомые прекрасной бледной женщиной. Той женщиной была царица Ламии Неферата.

    С тех пор минуло много столетий. Гномы давно покинули эту местность, и теперь здесь можно наблюдать лишь путешественников из стран человечества. Возможно, покажется странным, но некоторые из тех, кто посещал Серебряную вершину, возвращались живыми и делились впечатлениями, как, разумеется, и я сам, являясь, вероятно, исключением среди всех вампиров не из династии Нефераты. Рассказы об этом месте не полнятся ужасами, как могут подумать менее образованные и более суеверные. Наоборот, в них повествуется о роскошном дворе, организованном по образу и подобию некой древней цивилизации — Нехекхары, и высеченном в скале дворце, статуи и стены которого украшены необычными росписями. Однако место это почти полностью погружено во тьму, и лишь в некоторые залы позволено проникать дневному свету. Здесь, хоть и скрывая свою личность в тайне, правит Неферата, окружённая прислужницами, ради которых готов расстаться с жизнью любой смертный мужчина. Им невдомёк, насколько часто подобное, в буквальном смысле, и происходит.

    Сказания о царстве Царицы ночи распространялись столетиями, и встречаются в балладах Бретоннии, хрониках Империи и поэмах Тилии. Даже в касбах Арабии и парильнях Кислева можно услышать рассказы о ней. Разве удивительно, что это место разыскивали столь многие странствующие рыцари Бретоннии, а также купцы, стремящиеся продать принцессе свои драгоценности и прекрасные одежды. Стражи этого великолепного дворца одеты в чёрное и не открывают свои лица. Внутренние покои дворца освещают тысячи бездымных свечей, а некоторые комнаты светятся сами по себе, словно залитые лунным светом. Никто никогда не видел и не общался напрямую с горной царицей. Она ведёт дела, скрытая семью вуалями, и голос её очаровывает. Некоторые рассказы повествуют, что царица разводит кошек исключительной красоты и привлекательности, которые, как гласят слухи, обладают необычными магическими силами.

    Вероятно, подобные истории восходят корнями к тем байкам, что рассказывают у походных костров купцов, вроде той, где говорится о тилийском купце, который нашёл на дороге кошку. На полпути к Тилии кошка исчезла, но в фургоне купца оказалась прекрасная женщина. Тот понятия не имел, откуда она появилась, но, благоразумно не задавая вопросов, доставил её в Тилию, где та распрощалась с ним, заплатив за помощь.

    В Бретоннии рассказывают и другую историю — о странствующем рыцаре, который возвратился с женщиной утончённой красоты и бледным цветом лица, столь восхваляемым бретонскими трубадурами. Он сделал её своей женой и хозяйкой замка. Гости замка отмечали, что дама никогда не обедает на людях, но всегда выглядит безупречно здоровой. Есть и другие похожие истории, которые открывают тем, кто достаточно умён и наблюдателен, как династия Нефераты на протяжении многих столетий распространялась во многих странах.

    Все представители династии Нефераты, за редким исключением, женщины. Говорят, что после того как Нагаш предпочёл возвысить не её, а Вашанеша, и после того, как Абхораш, на протяжении столетий заявлявший о своей любви к царице, бросил её, не удостоив прощальным взглядом, и наконец, после того как Вашанеш нашёл себе супругу среди смертных, Неферата постепенно стала презирать мужчин и вообще им не доверять. Вместо них она стала отбирать по всему Старому Свету и за его пределами обворожительно прекрасных дев и даровать им Кровавый поцелуй. К этим новоиспечённым вампиршам перешло недоверие их госпожи к мужчинам, её гедонизм, потворство собственным капризам и склонность к занятию политикой. Говорят, и я на собственном опыте убедился в справедливости этого, что они не остановятся ни перед чем, чтобы получить желаемое.

    С помощью коварства и интриг они стремятся обрести контроль над государствами смертных. Никто из прочих вампиров не превзошёл эту скрытную общность сестёр в способах внедрения в человеческое сообщество. Присутствие сестёр Ламии обнаруживается нечасто, но их хватка, безусловно, ощущается. Возможно, сёстрам недостаёт силы некоторых прочих вампирских династий, но в хитрости и коварстве им нет равных. Большой талант к искусству и занятию государственной деятельностью в сочетании с яркой индивидуальностью производит почти неотразимое очарование на смертных.

    Коготки ламиек проникли во все слои человеческого общества. Они принимают активное участие в делах человечества, и даже невозможно предположить, сколь многие из высокородных дам, могущественных и эксцентричных аристократок, вдов принцев и герцогов, которые избегают солнечного света и живут в затворничестве в высоких башнях и богатых дворцах, являются в действительности дочерьми Нефераты. Однако их вспыльчивость сопоставима быстроте реакции их тел, и сестёр легко вывести из себя, но сложно утихомирить.

    Величайшая сила ламиек в том, как мне видится, что они поддерживают постоянную связь друг с другом и своей царицей. Я не могу сказать, какова истинная цель ламиек, но меня не оставляет ощущение, что они готовятся к завершающей стадии игры, все правила которой известны лишь им.

Из всех чистокровных вампиров лишь Абхораш не имел желания испить Эликсир бессмертия, но, впервые увидев Неферату, он понял, что влюбился в неё. Он выполнял все её повеления без исключения, и это Неферата приказала ему выпить эликсир.

    Подобно всем представителям нашего вида, Абхораш был беспомощен против охватывающей его жажды. Много дней он пытался сопротивляться жажде живой крови, но одной тёмной ночью не смог сдержать позыв и перебил многих своих подчинённых из дворцовой стражи. Осознавший тщетность отрицания собственной судьбы и не способный прекратить любить свою царицу, Абхораш не имел иного выхода, кроме как присоединиться ко двору Нефераты. Это по его совету царица приняла свод законов для вампиров Ламии. Те должны были скрывать свою сущность и питаться лишь теми, кто заслужил смерть. Хотя Абхораш оставался верным собственным правилам, многие прочие вампиры полагали, что подобные законы не для них, и продолжали поступать, как прежде. В этом отношении худшим нарушителем был Ушоран, чем и заслужил вечное презрение Абхораша. И вышло так, что слухи о нечестивости Ламии распространились за её пределами.

    Зрелище разрушения его прекрасного города и истребления населения необратимо изменили Абхораша. Его некогда гордое государство, изобиловавшее оазисами и пустынными садами, ныне стало выжженной бесплодной землёй. В Ламии не осталось ничего живого, и с того дня мертвецы уже не лежали спокойно в своих могилах. Абхораш поклялся быть вечным врагом всего человечества.

    Когда Вашанеш добровольно принял смерть ради освобождения вампиров от прямого контроля Нагаша, Абхораш развернулся спиной к южным землям и с четырьмя последователями отправился на север, убивая всё попадающееся на пути и безудержно насыщаясь за все годы сдержанности и ограничений. С тех пор, как говорят, орки Скверноземелья продолжают испытывать страх перед вскрывателями глоток, некогда целиком уничтожившими пять племён. Абхораша боялись даже гномы, ибо при отправке припасов в уединённую крепость или шахту, они часто обнаруживали, что все жители вырезаны безжалостным убийцей.

    Легенда гласит, что Абхораш со своими последователями всё дальше уходил на север в поисках знамения, которое дало бы новую цель его существованию. Через многие годы он оказался у горы с охваченной огнём вершиной. Не слушая советы последователей, он решил взойти на гору.

    Когда Абхораш достиг вершины, из её кратера появился кроваво–красный дракон невероятных размеров, который набросился на лорда–вампира. Абхораш и огромный змий сражались целую ночь, и победителем в итоге стал вампир. Пока дракон бился в предсмертной конвульсии, Абхораш вонзил в его горло свои клыки и принялся пить.

    Опьянённый кровью дракона, Абхораш сбросил искалеченное тело красного дракона с вершины горы и издал торжествующий победный крик. Его поиски окончились. Испив драконьей крови, Абхораш больше не нуждался в жизненной силе людей. Он нашёл способ избавиться от жажды, сопутствующей вампиризму. Он стал совершенным воином, человеком с силой и способностями вампира, которому не нужно охотиться за кровью.

    Он приказал своим приспешникам–вампирам отправляться в путь и совершенствовать собственные боевые умения, ибо, сравнившись с ним мастерством, они тоже смогут избежать проклятия вампиризма и освободиться от скрывающегося внутри них хищника. С того дня бессмертные сыновья Абхораша в память о великом драконе, поверженном их могучим предком, стали называть себя Кровавыми драконами и стремиться к идеальности собственных боевых умений, чтобы стать достойными воссоединения со своим господином.

    Самым выдающимся последователем Абхораша был Валах, наиболее известный из всей своей династии, не считая её основателя. Ходят легенды об уважаемом рыцарском ордене Ордо Драконис, который был хорошо известен в Империи. Их внушительная крепость–монастырь, Кровавый замок, охраняла перевалы в Бретоннию и была известна мощью своих стен и бесстрашием защитников.

    „Книга Плача“ гласит, что одной ночью у ворот появился мужчина внушительного роста с аристократическими манерами, который потребовал принять его в орден. Он представился Валахом из рода Абхораша, и когда ему позволили войти, гибель ордена была предрешена.

    Возможно по той причине, что название этого рыцарского ордена напоминало Валаху о великом подвиге предка, одной ужасной ночью он решил заразить рыцарей даром бессмертия и стать новым великим магистром ордена. Наиболее сильных, умелых и отважных он превратил в вампиров, а остальных убил и оживил в виде умертвий, чтобы они служили солдатами ему и его братьям. С того дня, вместо защиты тех, кто собирался пройти через охраняемый перевал, эти рыцари–вампиры охотились на них словно стая ненасытных волков, постоянно выискивая противников, в бою с которыми могли бы усовершенствовать собственные навыки. Однако со временем рыцари подыскали себе девиц, которым даровали Кровавый поцелуй, чтобы те могли стать вечными невестами ордена.

    На протяжении многих лет кровавые рыцари скрывали свою истинную природу от человеческого сообщества, убивая всех свидетелей своего произвола и избавляясь от их тел. В итоге ужасную правду выяснили храмовники Сигмара, внимание которых привлекли донесения о целых караванах, пропавших в окрестностях перевала.

    Для уничтожения рыцарей–вампиров собрались целых четыре имперских ордена храмовников, стремящиеся показать своё мастерство и храбрость. Кровавый замок был осаждён. Три долгих года держался орден вампиров, однако в итоге ворота крепости были проломлены, и она была предана огню. Столкнувшись с превосходящими силами, рыцари–вампиры против желания оставили обиталище предков. Их преследовали как рыцари Сигмара, так и охотники на ведьм, и считалось, что все вампиры были истреблены. Кровавый замок превратился в развалины, и его мрачное наследие было почти позабыто.

    В действительности всё было несколько иначе. Когда крепость–монастырь была разрушена, рыцари Кровавого дракона разделились. Они ускользнули от преследователей и направились в земли Бретоннии, Эсталии, Тилии и ещё дальше. Теперь их можно встретить в любой точке Старого Света. Где–то они сторожат объекты вроде мостов и бродов, вызывая на бой всех проходящих, чтобы проверить свою храбрость и повысить боевые умения. Другие скрываются среди людей в безнравственных городах Старого Света, выступая в качестве наёмников, солдат или наёмных убийц, и лишь их внушительное мастерство, невероятная сила и блеск в глазах свидетельствуют о той жажде, что пылает в их крови.

    Я считаю Кровавых драконов недалёкими и лишёнными воображения. В отличие от представителей моей собственной династии, у Кровавых драконов отсутствуют амбиции повелевать низшими существами, не пытаются они и поднимать огромные армии. Похоже, идеалы и принципы Кровавых драконов скорее направлены на индивидуальное боевое мастерство, чем на попытки создать что–либо долговечное. Кровь прародителя делает их бесподобными бойцами, ибо Абхораш был величайшим воином древней Нехекхары. Но мощь эта имеет свою цену, а потому все они одержимы совершенствованием боевых умений. Всё их существование посвящено войне и смерти. Их путь — это путь меча: каждый стремится стать идеальным бойцом. Все соревнуются друг с другом, и каждое произнесённое слово несёт в себе скрытый вызов. Без железной дисциплины Кровавые драконы вскоре впали бы в анархию.

    Теперь, через столетия после уничтожения ордена вампиров, люди шепчутся, что Кровавый замок снова заселён и в его залах бессмертные рыцари пьют человеческую кровь. Снова глупые смертные приглушёнными голосами рассказывают старые легенды о рыцарях, охочих до крови. Я имел неудовольствие сталкиваться с некоторыми воинами этой наиболее воинственной династии и всех их уничтожил, сочетая собственные навыки обращения с оружием и некромантию. Они по–прежнему, почти каждые полвека, собираются в своём большом зале для празднеств, проводя церемонии братства, пародирующие священные праздники храмовников из орденов Старого Света. Они пьют тёплую кровь из серебряных кубков и повторяют древние клятвы верности.

    Хоть я и не могу подтвердить, либо опровергнуть сей слух, говорят, что их предводитель Валах по прежнему руководит Ордо Драконис в качестве великого магистра, и они стремятся к совершенству, неустанно применяя на практике различные боевые стили. Как и все представители нашего вида, я сомневаюсь, что вся эта их маниакальная дисциплина действительно заглушает внутреннюю кровавую ярость или приносит им успокоение.

Я уже рассказывал, как искусство некромантии было впервые занесено в Старый Свет и как вытесненные из своего города Ламии вампиры нашли пристанище у Великого некроманта Нагаша. В ходе великой битвы с Алкадизааром союз вампиров распался, и каждый из чистокровных вампиров решил действовать по собственному усмотрению. Единственным вампиром, оставшимся верным Нагашу, был В’Соран. Когда прочие вампиры бежали с поля боя, В’Соран остался в подчинении своего господина. Он рассчитывал, что если останется с Нагашем, тот раскроет ему больше секретов некромантии.

    Поэтому В’Соран повёл против Нехекхары огромную орду костяных воинов и сам ехал в первых рядах, применяя на поле боя свою губительную магию. Когда окровавленные тела его врагов пали на песчаную поверхность пустыни, сокрушённые разрядами потрескивающей энергии, он подчинил эти тела своей воле и приказал им восстать и сражаться против собственных товарищей. Сражение было яростным, и армия Алкадизаара была ослаблена ужасной чумой, которая распространилась по стране. Ужас ситуации, что приходится сражаться с собственными искалеченными и зачумлёнными друзьями и членами семей, поднятыми из могил, привёл к тому, что армия Алкадизаара развалилась под мощным натиском.

    Нагаш был доволен своим учеником и в качестве вознаграждения подарил В’Сорану копии своих почти мифических Девяти книг, тех самых, которые я сейчас использую в качестве образца для великой истории, предлагаемой вашему вниманию. За тот период обучения у Нагаша В’Соран многое узнал о «другом» мире смерти, который сосуществует с этим миром смертных. К несчастью для чистокровного вампира, его господин всего лишь через год после восхождения к власти был повержен Алкадизааром. Тем не менее, В’Сорану и его ученикам удалось бежать, прихватив с собой все артефакты и книги Нагаша, которые удалось разыскать. В’Соран не питал тех амбиций, что прочие вампиры. Покорение мира смертных не было значимой целью для того, кто уверовал в мечту Нагаша. Он стремился осуществить план своего господина по искоренению всего живого в мире, и тем самым положить конец любым интересам или влиянию, которые боги могут иметь в мире смертных, ибо в отсутствии живых некому будет поклоняться богам и те не смогут заполучить ни одной души смертного. В’Соран понимал, что мощь, необходимая для достижения подобного результата, могут дать знания о мире духов, который является сущностью его собственного бытия.

    Не имея стремления создать великую нацию, он не был склонен создавать армию подручных, как прочие вампиры. С горсткой своих последователей он остался в пустых и заброшенных дворцах Ламии, в которую, как он логично предполагал, не вернётся ни один из прочих вампиров.

    Со временем дело В’Сорана зашло в тупик. Его исследования мира духов и разновидностей некромантии превратились в самоцель, и он утратил представление о мечте своего господина. В’Соран обладал несомненной мощью, но для взаимодействия с миром духов он входил в похожее на транс состояние. Одним из таких моментов воспользовался для своих целей его лучший и самый прилежный ученик, пылкий последователь Нагаша по имени Мельхиор. Неясно, что в итоге подвигло Мельхиора предать своего господина. Возможно, с ним извне поговорил Нагаш и дал наказ убить В’Сорана, а возможно, он заметил бесплодность трудов своего господина. Возможно, и я сам в это верю, Мельхиор смотрел на В’Сорана свысока, ибо сам был способен взаимодействовать с миром духов без необходимости входа в транс. Как бы то ни было, Мельхиор набросился на своего господина, разодрал ему глотку и осушил до последней капли крови, а затем в течение трёх дней съел тело В’Сорана, дабы убедиться, что впитал всю сущность своего господина. С этого момента Мельхиор был провозглашён главой династии, которой он дал название некрархи, что символизировало их приверженность смерти.

    На мой взгляд, некрархи, возможно, самые ужасающие из всех повелителей ночи, по крайней мере, для смертных. И они явно наиболее отвратительные. Большинство вампиров сохранило свой человеческий облик, когда Кровавым поцелуем им было даровано бессмертие, но в крови некрархов содержится нечто мерзкое и испорченное. Физические изменения у них начинаются вскоре после обращения. Вампиры–некрархи, скелетоподобные и смердящие кладбищенской вонью, представляют собой воистину отвратительное зрелище.

    Я считаю бесспорным, что все вампиры династии некрархов должны быть безумны, ибо воистину ужасны изучаемые ими тайны и столь глубокое погружение в предмет изучения. Глаза вампира–некрарха видят мир живых в размытых очертаниях; и мир мертвецов, бестелесных духов, потерянных душ, привидений, призраков и всех прочих, имеющих к нему отношение, для них кристально прозрачен и куда более реален, чем кишащий жизнью мир смертных.

    Вампиров династии некрархов не особо интересует жалкий мир людей. Они ходят дорогами царства смерти. По меркам смертных, они запредельно мудры и владеют многими тайнами некромантии. Самого обладания теми знаниями, которыми располагают некрархи, достаточно, чтобы смертный умер от ужаса. Похоже, некрархи имеют склонность к обитанию в высоких башнях, где могут изучать небеса и ветры магии. Некрархи — мастера алхимии и мистических искусств. В своих пропылённых покоях они создают зелья для усиления своего и без того внушительного, хоть и безумного, интеллекта.

    Со своих башен в тёмную пору Ночи таинств они творят мощные заклинания. Цель у этих чар всегда одна — уничтожение всех живых существ в пределах досягаемости некрарха. Из их тёмных обиталищ постепенно распространяется порча, отравляются реки, засыхают леса, а люди и животные заболевают и умирают. Некрархи явно намерены истребить всю жизнь в известном нам мире, и возможно поэтому охотники на ведьм ненавидят некрархов больше прочих представителей нашего вида и не жалеют усилий в попытках извести их под корень. К несчастью, розыск этих скрытных созданий — это наиболее сложная задача, которую может возложить на себя истребитель вампиров.

    Следствием малой распространённости некрархов является то, что многие из так называемых учёных Империи вообще сомневаются в реальности их существования. Уверяю вас, в тёмных уголках мира, скрытые от глаз властей смертных, некрархи продолжают свою неторопливую предательскую деятельность. Возможно однажды, когда полностью пробудится их бог, труд некрархов принесёт свои плоды, и мир познает ужас, не сравнимый со всем, что было прежде.

У восточной границы Стирланда, в холодной тени гор Края Мира расположена Сильвания, которую многие смертные считают территорией с самой дурной репутацией во всей Империи. Эту страну унылых холмов, отвратительных болот и окутанных туманом лесов избегают все здравомыслящие путешественники. Лишь безрассудно храбрый смертный отважится отправиться в путь после наступления темноты, а странствующий рыцарь или усталый пилигрим редко ищут пристанище в мрачных замках, возвышающихся по всей стране. Грубые крестьяне в своих жалких деревнях на ночь запирают двери на замки и засовы и подвешивают над закрытыми ставнями окнами дурацкие пучки ведьмогона и демонского корня с напрасной надеждой, что эти защитные травы отвадят тех, кто появляется ночью. Даже печально известные своей грубостью и бесстрашием сборщики налогов стирландского курфюрста, будучи вынуждены собирать подати для своего повелителя в тех местах, надевают амулеты, благословлённые священнослужителями Морра и Сигмара, и ходят группами человек по пятьдесят.

    Тёмные истории о Сильвании рассказывались издавна, насколько помнят люди. Велика вероятность, что если претенциозный кабацкий певец декламирует зловещую балладу или придворный поэт рассказывает страшную историю, то их действие происходит в Сильвании. О Сильвании ходит столько тёмных легенд, сколько не наберётся во всех остальных имперских провинциях вместе взятых, и весомое зерно истины содержится в большинстве этих историй, хотя славящиеся своей глупостью смертные Империи приукрашивают их и упорно страшатся того, чего не понимают. Однако, по чести говоря, это страна, где неупокоенные духи, некроманты, и даже мои собратья–вампиры по–прежнему открыто появляются под бледным светом лун. Старейшие письменные свидетельства тому, что некоторые могут назвать недоброй сущностью Сильвании, датируются временами Великой чумы 1111 года по ИК, которая одновременно проявилась по всей Империи. Чума быстро распространилась на восток и проредила население Сильвании. Трупы лежали там же, где людей настигала смерть, потому как уцелевшие страшились близко к ним подходить. Хоть имперские учёные всё ещё спорят об этом, в действительности чума была делом рук отвратительных крысолюдей, которые решили подсократить население Империи до начала массированного вторжения в 1115 году по ИК.

    Хотя так называемые Скавенские войны шли по всей Империи ещё девять лет или около того, до избрания императором графа Мандреда Истребителя Скавенов, из Сильвании скавены были вытеснены задолго до этого. В судьбоносную Ночь таинств того же 1111 года, когда Моррслиб сияла ужасающим изумрудным светом и на Сильванию обрушился град ярких метеоров, прорицатели и астрологи предрекли катастрофу. Этот звездопад действительно стал дурным предзнаменованием, по крайней мере, для скавенов. Гниющие трупы, покрытые чёрной чумной сыпью, отказывались оставаться в могилах. Умершие отцы являлись обратно к своим детям. Разлагающиеся жёны возвращались, чтобы возлечь со своими мужьями. Даже дегенераты–гули бежали с переполненных кладбищ и погостов, обитатели которых не желали оставаться в покое.

    В то время Сильванией правил барон Фредерик ван Хал. Придя к власти в 1106 году по ИК, он немедленно принялся искоренять коррупцию среди властей провинции, которая стала огромной местной проблемой со времени восхождения на имперский престол печально известного Бориса Златолюбца несколькими годами ранее. С появлением чумы и внезапным воскрешением мертвецов для ван Хала всё изменилось.

    Как раз тогда, когда ситуация сделалась почти невыносимой, у ворот Ванхальденшлоссе появился бледный аристократ. Аристократ назвался принцем Владимиром и предложил отчаявшемуся барону способ, как взять под контроль неистовствующую в его провинции нежить, а заодно и дать отпор скавенам. Он говорил о наследии Кадона — человека великой мощи, память о котором затуманена мифами и страхом — ибо Кадон владел древними предметами могущества, которые, по словам принца Владимира, были способны повернуть ситуацию в пользу ван Хала.

    Владимир сообщил, что принёс ван Халу эти артефакты, хотя и не открыл причин своего столь благородного поступка. То были Девять книг Нагаша. Ван Хал слышал о Нагаше лишь из различных легенд о Сигмаре и ему стало любопытно, чему книги смогут его научить. С помощью принца Владимира ван Хал воспользовался почерпнутыми в книгах знаниями для установления контроля над ордами блуждающих мертвецов, досаждавших сельскому населению Сильвании. Не располагавший достаточным количеством живых солдат, ван Хал обратил нежить против скавенов, войска которых завоёвывали провинцию, как происходило и во всей остальной Империи. Хотя открывшаяся ему мощь тревожила ван Хала, он был крайне рад, что противник в итоге был отброшен ценой минимальных потерь среди его людей. И всякий раз, когда его армия зомби бывала разбита, он попросту воскрешал их снова для продолжения боя.

    Так или иначе, но ван Хал, известный более поздним поколениям под именем Ванхал, вскоре стал самым известным некромантом в истории Империи. Это он при неафишируемой помощи Владимира написал печально известную „Либер Мортис“ — свой основной труд, в основе которого лежит переработанный кадоновский перевод Девяти книг Нагаша.

    Однако, неудовлетворённый этим небезупречным переводом трудов Великого некроманта, Ванхал совершил множество паломничеств в Царство мертвецов. Оберегаемый своим неизменным союзником Владимиром и наиболее мощными чарами, он общался с обитателями некоторых городов–гробниц и исследовал самые тёмные тайны древности. В Ночь таинств он общался с воющими демонами, тщательно выбирая крупицы истины из их лживых слов. Ибо даже демоны Хаоса помнили выдающиеся деяния Нагаша. Это книге „Либер Мортис“ Старый Свет обязан своими отрывистыми знаниями об истории Великого некроманта и древней страны, которой он некогда правил, а затем уничтожил.

    По всей Сильвании скавены и нежить истощали свои силы в затяжной и бессмысленной войне, которая в итоге привела к краху обе стороны. Ванхал был убит своим амбициозным учеником Лотаром фон Диелом, который, в свою очередь, был изгнан из Ванхальденшлоссе группой рыцарей под предводительством, по всей видимости, призрака его господина. После исчезновения фон Диела армии нежити, лишившись управляющего ими разума, бесцельно блуждали по стране, убивая живых, но постепенно изничтожались своими противниками: людьми, скавенами и орками.

    Империи потребовалось много столетий, чтобы оправиться от опустошения, причинённого Чёрной смертью. По мнению смертных, Сильвания так в действительности и не оправилась. Население сократилось до десятой части от прежней численности, а случаи мутации и заболеваний наблюдались значительно чаще, чем где–либо ещё в Империи. Кроме того, после Великой чумы мертвецы Сильвании всегда демонстрировали склонность не оставаться погребёнными. Эта проблема стала причиной печально известного сильванского обычая хоронить тела в гробах лицом вниз, чтобы при попытке выбраться наружу, они закапывались глубже. Что касается таинственного принца Владимира, то не существует письменных данных о его судьбе сразу после окончания Скавенских войн.

В последовавшие за Великой чумой годы Сильвания обрела ужасную репутацию. Крестьяне стали символом угрюмости и тупости. Скудная почва сильванских полей отличалась худшей урожайностью в Империи. Хворь и голод были обычным явлением. Мало кто из купцов занимался местной торговлей, ибо доход она приносила скромный. Лишь самые отчаявшиеся преступники обитали в никчёмных, населённых призраками лесах Сильвании.

    Примерно через шестьсот лет после гибели Ванхала в Сильвании правили ван Драки — выродившийся, загнивающий и ленивый род, не проявлявший интереса к выполнению своих феодальных обязанностей, в котором были нередки случаи врождённого идиотизма и безумия. Говорят, что это был единственный в Империи род, представители которого не участвовали в арабийских крестовых походах. Прочие аристократы провинции были не лучше. Многие были ограниченными, жестокими и абсолютно испорченными людьми, едва отличавшимися от бандитов; они враждовали друг с другом и совершали набеги не имея ни малейшего уважения к верховной власти. Остальные же были трусами и неудачниками, не имевшими склонностей к войнам и прочим аристократическим забавам.

    Сильвания стала болотом, презираемым остальным человечеством, и в её тёмных уголках беспрепятственно вели свою деятельность ужасные создания. Она словно магнит притягивала злых колдунов, которые могли заниматься исследованиями чёрной магии без вмешательства властей. Изредка вести о тёмных делах привлекали внимание охотников на ведьм или какого–нибудь фанатичного ордена храмовников, и в лесах проводилась зачистка, осуществлению которой местное дворянство не помогало и не препятствовало. В остальное время слабый рост сил зла в провинции ничем не сдерживался. Это в итоге вынудило Верховного теогониста Юргена VI призвать к крестовому походу против Сильвании.

    К несчастью, сие случилось во времена, когда на имперский трон притязали три претендента, и Империя была слишком раздроблена, чтобы ответить на призыв, а потому порочное и неэффективное правление фон Драков над пришедшей в упадок провинцией продолжалось.

    Худший период этого тёмного времени настал столетие спустя, когда власть над Сильванией взял в свои руки Влад фон Карштайн. Сурова повесть о том, как первый из печально известных графов–вампиров пришёл к власти. Это началось штормовой ночью, когда Отто — последний из безумных графов фон Драк — лежал на смертном одре, проклиная богов за то, что не дали ему наследника мужеского пола. Отто клялся, что скорее отдаст свою дочь Изабеллу в жёны демону Хаоса, чем позволит стать своим наследником ненавистному брату Леопольду. Он уже отказал в руке дочери каждому из дворян Сильвании, ибо всех их презирал, а ни один высокородный за пределами провинции не пожелал сочетаться браком с наследницей этих земель.

    Отто был злобным и ничтожным человеком, за малейшую провинность отправлявшим крестьян на плаху, а упившись до отупения, считал себя возродившимся Сигмаром. Аристократы, сюзереном которых он являлся, ни во что не ставили его власть и не исполняли его приказы. Вся Сильвания скатывалась в пучину гражданской войны. Но, даже находясь на смертном одре, умирающий не раскаивался.

    Снаружи гремел гром, и вспышки молний пронзали кромешную тьму. Престарелый священник Сигмара Виктор Гуттман, призванный исповедать старого графа, упал в обморок. А затем сквозь бурю донёсся стук колёс. У замка остановилась большая чёрная карета, тяжёлая рука с гулким ударом обрушилась на дверь, и спокойный голос потребовал впустить внутрь.

    Ворота замка распахнулись, прежде чем успел отреагировать кто–либо из солдат, и появился посетитель. Собаки прекратили лай и попрятались. Незнакомец был высок, смугл и высокомерен, с внешностью и манерами аристократа. Он прошёл в покои графа, и никто не встал на его пути.

    У него был иностранный акцент, возможно, кислевитский, и, заявив Отто о своём аристократическом происхождении, гость попросил руки графской дочери. Глядя в холодные глаза незнакомца, граф, возможно, пожалел о своей поспешной клятве, но не смог тому отказать. Старый священник был приведён в чувство и провёл брачную церемонию перед постелью умирающего. Затем Отто скончался, оставив дочь на попечение Влада фон Карштайна. Первым делом новый граф вышвырнул протестующего Леопольда из окна самой высокой башни замка Дракенхоф.

    Влад казался столь же эксцентричным, как старый Отто. Он никогда не принимал пищу в присутствии слуг. Он никогда не выходил наружу днём без необходимости. Он отстранил от должности священника–сигмарита и выслал его из города. Больше никто и никогда не видел Виктора Гуттмана. Вскоре в замке были уволены многие старые слуги, а их места заняли таинственные смуглые незнакомцы с востока. Однако новый граф не был столь показательно жесток, как прежний, а потому народ занимался своими повседневными делами, не обращая внимания на закутанных в плащи и капюшоны иноземцев, которые часто посещали замок. За годы правления фон Драков простолюдины научились не обсуждать действия своих правителей. По крайней мере, в отличие от прежнего, новый граф не требовал непомерных налогов и не устраивал бессмысленные казни ради своего увеселения.

    Воинское мастерство графа не вызывало сомнений. Когда отряд Мясника Бернхоффа прискакал в город с требованием дани, граф легко одолел Бернхоффа, словно тот был подростком, а не знаменитым воином. Затем он перебил весь отряд наёмников, в то время как его личные телохранители стояли пассивными наблюдателями, не принимая участия в кровавой резне. Известность графу была обеспечена. В его владениях правил закон, виновные подвергались наказанию, а бандиты держались подальше.

    До обывателей дошли слухи, что Изабелла подхватила неизлечимую болезнь и медленно угасает. Один из ухаживающих за ней лекарей утверждал, что её сердце остановилось, и она умерла. Новый граф опроверг его слова. Он отпустил учёных докторов, заявив, что собственноручно будет ухаживать за женой. Три дня спустя Изабелла появилась перед народом, объявив о своём полном излечении, и выглядело всё именно так, хотя после этого она всегда выглядела бледной и болезненной и никогда не покидала свои покои днём.

    Поначалу никто из враждующих между собой аристократов Сильвании не обращал внимания на распоряжения нового графа: они были слишком заняты собственными кровавыми распрями и соперничеством, чтобы выслушивать указы того, в ком видели узурпатора. Если Влада фон Карштайна сие и беспокоило, то он никак этого не показал. Он спокойно продолжал отстраивать поместья, о которых столетиями не заботились должным образом. Фермер, который только что унаследовал стадо скота, не может уделять больше внимания управлению своими землями. Влад заботился о своём народе, как крестьянская семья заботится о животном, которое откармливают к празднику Ночи ведьм. После десятилетий правления безумного Отто подобное воспринималось с одобрением. Однако со временем в деревнях начали исчезать молодые девушки и парни, а мертвецы снова стали вести себя беспокойно. Поначалу их было немного, и они не причиняли вреда собственности графа, а тревожили тех, кто не подчинялся его власти.

    Те мятежные сильванские аристократы, которым не досаждали ходячие мертвецы, становились жертвами странных несчастных случаев. Барон Хайнц Ротермайер был съеден волками. Барон Питер Каплин был обнаружен мёртвым в своих покоях с широко раскрытыми глазами и побелевшими волосами, словно умер от ужаса. Его жена сошла с ума и вскоре скончалась. Предводитель бандитов Борис Ухокус был обнаружен повешенным на дереве вниз головой, а в его теле не осталось ни капли крови. Лишь те, кто принесли клятву верности Владу фон Карштайну, были, похоже, избавлены от подобных происшествий. Вскоре мятежные аристократы выстроились в очередь для принесения ему присяги. Всего за десять лет и без явного применения военной силы, фон Карштайн стал гораздо лучше контролировать Сильванию, чем многие курфюрсты собственные провинции.

    Шли годы. Поколения крестьян родились и умерли в Дракенхофе, а Изабелла и Влад фон Карштайн по прежнему правили, совершенно не изменившись с годами. Поначалу лишь немногие обращали внимание на их долголетие. Жизнь крестьянина всегда трудна, груба и коротка, а аристократия наслаждается куда более продолжительным периодом жизненной активности. Однако когда старейшая женщина в Дракенхофе заявила, что во время прихода к власти фон Карштайна её прабабушка была ребёнком, то даже тупые и невежественные крестьяне Сильвании начали подозревать какой–то подвох.

    Возможно, не было ничего удивительного в том, что в Сильванию стекалось всё больше и больше охотников на ведьм. Те, кто решал заняться расследованием в отношении фон Карштайнов, пропадали бесследно, но худшее было впереди. Болезнь, которая первой поразила Изабеллу фон Карштайн, начала распространяться в других аристократических семьях, верных графу. Вскоре все основные замки Сильвании стали обиталищем долгоживущего народа, ведущего ночной образ жизни. Количество исчезнувших людей стремительно возрастало, и это стало заметным. Храмы Сигмара были закрыты. Вдоль границ были размещены сторожевые посты, и лишь немногим позволялось пройти. В раздробленной Империи Сильвания стала самой обособленной территорией.

    В Ночь таинств 2010 года от рождества Сигмара наконец–то открылась правда о Владе фон Карштайне. Когда он вышел на крепостную стену замка Дракенхоф и нараспев произнёс заклинание со страниц одной из Девяти книг Нагаша, по всей стране зашевелились мёртвые. Скелеты когтями прокладывали себе путь сквозь мягкий сильванский грунт, в гробницах зашевелились тела недавно усопших, а из лесов к Дракенхофу стали сбегаться гули. Фон Карштайн бросил вызов трём императорам. Начались Войны графов–вампиров.

    Армии Сильвании отправились на северо–запад к Талабхейму, столице Оттилии, одной из претенденток на имперский трон. Войско нежити было огромно. Вампирская аристократия Сильвании вела орды скелетов и зомби. Крестьяне–рекруты отправились вместе со своими господами, сражаясь за них, как сражались бы за любого другого повелителя. Войска сопровождали гули, умертвия и прочие создания тьмы. В сражении при Эссенском броде они разбили армии Оттилии и обратили в бегство войска Империи. Перед битвой фон Карштайн обещал людям проявить милосердие, если они сдадутся, или никакой пощады, если выступят против него. Он остался верен своему слову, и его последователи казнили всех пленных, после чего фон Карштайн оживил их тела.

    Наблюдавший за убийством своих людей генерал Оттилии Ханс Шлиффен был столь разгневан, что впал в ярость берсерка, вырвался из рук сторожей, завладел собственным зачарованным мечом графа и отсёк фон Карштайну голову. За свой поступок он был разорван на части сторонниками графа. Остальные вампиры, за исключением меня, принялись спорить о том, кто должен занять место фон Карштайна. В итоге убедительнее прочих оказался Герман Поснер. В ту самую ночь, когда Поснер принял командование армией, возвратился Влад. Поснер заявил, что это какой–то обман, и фон Карштайн его убил. Этому неуловимому графу не впервой было незваным возвращаться из когтей смерти.

    В битве при Швартхафене Влад был сражён Джереком Крюгером, предводителем рыцарей Белого волка, и целым отрядом его людей. Однако и года не прошло, как Влад фон Карштайн возглавил другую армию, а искалеченное и обескровленное тело Крюгера было обнаружено у подножия вершины Мидденхейма. На поле у Блутхофа фон Карштайн пал, пронзённый пятью копьями, и кюрфюрст Остланда вогнал Рунический клык в его сердце. Три дня спустя графа видели у городских ворот, отдающим приказ распнуть пленников. На Богенхафенском мосту удачным выстрелом пушечного ядра фон Карштайну оторвало голову. Не прошло и часа, как расчёт пушки был мёртв, и деревня была захвачена. При виде врага, кажущегося столь неуязвимым, имперских солдат охватывал ужас.

    Зимой 2051 года сильванцы взяли в осаду сам Альтдорф. Город окружал ров с заострёнными кольями со стороны городской крепостной стены. Воды Рейка были направлены в ров, чтобы защитить город стремительным водяным течением. Не сработала ни одна из принятых защитниками мер предосторожности. Ничто не могло остановить наше продвижение.

    Огромные катапульты осыпали перепуганных жителей массивными камнями и частями тел их павших товарищей. Фон Карштайн предъявил свой обычный ультиматум — открыть городские ворота и служить ему живыми, или оказать сопротивление и служить ему мёртвыми. Всё население, включая Людвига, претендента на имперский трон, хотело сдаться, но этого не позволил Верховный теогонист Вильгельм III. Он отправился в главный собор Сигмара и после трёхдневного поста и молитв вышел оттуда с верой, что Сигмар открыл ему путь к спасению Империи. Он узнал, в чём заключается источник бессмертия фон Карштайна.

    В тот же день он заслал в наш лагерь агента. Его звали Феликс Манн, и он был величайшим вором своего времени. Манну было предложено полное помилование и магическая защита Верховного теогониста. От него требовалось выкрасть кольцо Влада. Манн ухитрился незамеченным пробраться в центр нашего лагеря. С трясущимися поджилками он вошёл в большой чёрный шатёр из шёлка, где в своём гробу спал Влад. Манн решил, что часовых у шатра вампиры не выставили по причине своей заносчивости. Манн аккуратно снял кольцо с пальца фон Карштайна и удалился, так и не возвратившись в Альтдорф. Никто не знает, что произошло с ним и Кольцом Карштайна. Никто, за исключением меня.

    Проснувшись, Влад фон Карштайн впал в ярость. Он приказал немедленно штурмовать город. Армия нежити хлынула вперёд. Огромные осадные башни покатились к стенам. На укреплениях Альтдорфа стояли изготовившиеся защитники. Алебардисты отбрасывали от стен осадные лестницы, и множество ходячих мертвецов падало вниз, медленно размахивая конечностями. Скелеты и мечники рубились в рукопашной на крепостной стене. Имперские герои, вооружённые внушительным магическим оружием, сражали вампирских аристократов низшего ранга, и тоже погибали под ответными ударами.

    Высоко над городом, в центре этого обширного сражения сошлись в поединке Верховный теогонист и Влад. То был бой, какой нечасто доводится видеть. Два могучих чемпиона обменивались ударами, и вскоре Влад начал одерживать верх. Предчувствуя скорый конец, Вильгельм прыгнул на врага, позволив клинку Влада пронзить грудь, и увлёк графа–вампира за край крепостной стены. Оба падали вниз, крепко сцепившись в смертельном объятии. Влад первым упал на острия деревянных кольев у подножия стены, затем сверху обрушился Вильгельм, насаживая вампира ещё глубже. С ужасным криком граф окончательно испустил дух: воскрешающее кольцо пропало, и никто из союзников графа не смог заполучить его останки раньше имперцев.

    С гибелью фон Карштайна мы, сильванцы, вынуждены были отступить. Более половины вампиров погибло, но люди Альтдорфа понесли столь значительные потери, что преследовать противника было невозможно. Верховный теогонист Вильгельм был похоронен в стенах собора Сигмара, и с этого дня люди молятся его духу, когда им угрожают легионы нежити. Среди изорванных останков чёрного шатра был обнаружен окованный железом эбеновый сундук с принадлежавшими Владу копиями Девяти книг Нагаша и „Либер Мортис“. Их поспешно поместили под замок в соборе Сигмара.

    Последней жертвой сражения при Альтдорфе стала Изабелла фон Карштайн. По всей видимости, не представляя себе вечности без своего супруга, она бросилась на колья и рассыпалась в прах на глазах потенциального императора Людвига и его телохранителей.

    Людвиг мог бы, не теряя времени, двинуться на Сильванию и навсегда покончить с тамошним злом, но против него объединились войска двух оставшихся претендентов на престол, которые опасались, что он может воспользоваться своей популярностью победителя, выжившего при осаде Альтдорфа, для поддержания собственных претензий на трон. Таким образом, правители Сильвании получили время на восстановление своих сил. Я же решил не принимать в этом участия.

    Некоторое время было не совсем понятно, что они могут предпринять. Среди вампиров шёл спор о том, кому быть наследником Влада фон Карштайна. На это звание претендовали пятеро выживших: Фриц, Ханс, Питер, Конрад и я. Мы все являлись потомками фон Карштайна, ибо он передал свой дар–проклятие каждому из нас, и, по сути, претензии наши были одинаково весомы. Каждый, за исключением меня, объявил себя истинным графом фон Карштайном, и между ними разгорелась ожесточённая борьба. Со временем все они закончили плохо. Фриц был убит при попытке осадить Мидденхейм. Ханс был убит Конрадом в ходе спора о том, кто из них сильнее. Питер в собственном гробу был захвачен далёким потомком печально известного Ванхала — охотником на ведьм Хельмутом ван Халом, который стремился искупить преступления своего прародителя. Конрад, однако, выжил.

    Конрад фон Карштайн был абсолютно безумен. Даже будучи смертным, он имел репутацию кровожадного убийцы: жестокого, беспощадного и безрассудного. Своего удовольствия ради он как–то приказал своим арбалетчикам изничтожить всех кошек в его владениях. Дважды, как минимум, он предал огню крестьянские деревни из–за непонравившегося запаха. Собственную мать он судил за то, что она дала ему жизнь без его на то согласия, а затем замуровал в её же собственной башне. Обретение бессмертия и мощи вампира никак не укрепило шаткую связь Конрада с реальностью. Его правление, основанное на терроре, продолжалось около столетия, и по сей день его именем смертные пугают своих детей.

    Не имея никаких навыков в некромантии, он стал порабощать многих меньших вампиров и жалких некромантов из тех, кого смог, вынуждая их исполнять свою безумную волю. Вскоре он возглавил огромную армию, которая вдоль и поперёк опустошила Империю. В то время как Влад всегда предлагал своему противнику выбор между жизнью и смертью, Конрад предлагал выбор между смертью мгновенной и смертью мучительной. Если Влад фон Карштайн, подобно заботящемуся о собственном стаде фермеру, рассматривал людей, как требующий ухода скот, то Конрад смотрел на них, как жестокий охотник–любитель на стадо оленей.

    Разумеется, свирепость Конрада вынудила трёх претендентов на имперский престол объединить силы против него в двух отдельных случаях. Впервые это произошло в Битве четырёх армий у Мидденхейма в 2100 году, окончившейся невыразительной ничьей. Эта битва известна, прежде всего, прискорбным примером предательства, когда сын Людвига Лютвик и Оттилия из Талабекланда во время сражения отправили друг к другу наёмных убийц. Хельмуту из Мариенбурга стать императором помешало лишь то обстоятельство, что он был убит Конрадом. Даже сын Хельмута Хельмар отказался признать отцовские претензии на трон, как только тот стал зомби, управляемым Конрадом. Вторично сие случилось у Зловещих болот, где объединённая армия людей и гномов окончательно разбила Конрада весной 2121 года. Гномий герой Груфбад прижал Конрада к земле, а Хельмар пронзил убийцу своего отца Руническим клыком, затем разрубил тело вампира на части и приказал сжечь.

    Я остался последним и, бесспорно, наиболее опасным из моих предшественников. Моё утончённое тщеславие и несгибаемая гордость были и остаются чертами, присущими представителям моей династии. Я был тем, кто спланировал падение Влада, и это я, а не Сигмар, открыл тайну Влада теогонисту и навёл чары на часовых, чтобы не дать им обнаружить Феликса Манна. Пока Конрад опустошал Империю, я странствовал по землям Нехекхары, пока не достиг далёкой Ламии, где существенно углубил своё знание искусства некромантии. В Дракенхоф я вернулся с багажом знаний и выжидал подходящий момент, пока не уверился в собственных силах. После гибели Конрада я стал безоговорочным предводителем войск Сильвании, но целое десятилетие не предпринимал никаких действий, позволив претендентам на имперский престол думать, что угроза со стороны Сильвании исчезла, и предоставив им время перессориться друг с другом, чем они надлежаще воспользовались. Как только в Империи снова разразилась ожесточённая гражданская война, я решил, что пришло время нанести удар.

    В разгар зимы мои легионы нежити пересекли сильванскую границу и по снегу направились к Альтдорфу, предавая мечу всех встретившихся и пополняя ими свои ряды. В ходе злополучной Зимней войны 2132 года я разгромил несколько наспех собранных имперских армий, которые попытались преградить мне путь. Победы сменялись победами, и слухов о моём появлении было достаточно, чтобы крестьяне бросали свои дома и насмерть замерзали в снегу. К концу зимы моё войско достигло Альтдорфа, и я обнаружил, что на городских укреплениях отсутствуют защитники. Чувство триумфа охватило меня. Когда всё шло к тому, что мне достанется величайший город Империи, на крепостной стене появился Верховный теогонист Курт III, который начал зачитывать великое заклинание развоплощения из „Либер Мортис“. Видя, как мои последователи обращаются в прах, я приказал поспешно отступить. Хотя по–своему я, без сомнения, был наиболее могущественным из всех моих предшественников, теперь мои враги казались подготовленными к встрече с олицетворяемой мной угрозой.

    Я направил свою армию вниз по Рейку к Мариенбургу, намереваясь осадить портовый город, но мои планы нарушила армия Мариенбурга и группа азур, которые недавно основали там торговую колонию. В числе представителей старшей расы был знаменитый архимаг Финрейр, чья поистине невероятная мощь в критический момент повернула ход сражения против моих войск. Я решил организовать длительную осаду, однако мои разведчики доложили, что с тыла быстро приближается армия из Альтдорфа. Вынужденно сняв осаду, я отступил в пределы Империи. Так началась затяжная погоня кота за мышью, в которой ни одна сторона не была абсолютно уверена, кто же из них кот. Армии различных имперских провинций могли сокращать численность моей армии, а затем я одерживал крупную победу.

    В итоге меня оттеснили обратно в леса Сильвании. Вознамерившись не повторять былой ошибки, отчаявшиеся аристократы Империи заключили между собой перемирие и медленно, но верно принялись прочёсывать сильванские леса. Чёртовы гномы помогли им в этой задаче. Объединившись, жители Империи были непреклонны. В конце концов, я дал сражение при Хел Фенн, где был сражён курфюрстом Стирланда и отрядом его телохранителей, когда отделился от своей свиты. Чувствуя, как жизнь покидает меня, я крепко вцепился в своего скакуна, с которого упал на самом краю огромного болота и погрузился в его тёмные глубины.

    Как следовало ожидать, курфюрст Стирланда Мартин заявил, что сразил меня собственноручно, за сей подвиг потребовав присоединения к своим владения всей Сильвании. Ему никто не возражал, ибо земли эти были никому, по сути, не нужны.

    Жителям Империи объявили, что угроза графов–вампиров навсегда ликвидирована.

    Теперь скажу, что я до сих пор лежал бы в толще ила и болотной грязи, если бы не легко управляемый мозг жалкого некроманта по имени Штилльман. И я снова бесспорный повелитель моих владений, более сильный, чем был когда–либо в своей долгой жизни. Опустошения, причинённые повелителем варваров Архаоном, ослабили Империю и отвели взор человечества от угрозы, которую я по праву олицетворяю.

    Моих сил хватило, чтобы поднять и подчинить моей воле достаточно слуг для проведения массированной кампании против северных налётчиков. И хотя после сражения я оставил поле боя, на котором встретился с воскрешённым теогонистом Сигмара, с тех пор я стал ещё сильнее, впитав в себя сущность потомков Нефераты, Абхораша и даже В’Сорана.

    Я наследник Вашанеша, и время моё вот–вот настанет.